— Да чего там… обычное дело. — Федя смущенно вытащил деньги и протянул Илье. — Возьми-ка.
— Что это?
— Пять целковых. Тебе на дорогу. Отец велел.
— Не возьму, Федя. Вы и так много для меня сделали. Я в долгу.
— Какой же долг? Новый луг, такой большой, расчистили, за работу тебе не уплатили. Это грех. Если не возьмешь, отец меня сильно ругать будет. Как оправдаться? И потом, в Россию идешь, путь дальний — как без денег? Возьми, прошу тебя.
— Ладно, возьму. Спасибо, Федя. И отцу спасибо передай. Вот царя скинем, новую жизнь начнем, приеду я к вам. Посмотреть, как при новой жизни заживете. Старое с тобой вспомним, рыбу половим, охотиться меня научишь. Тогда и с долгами рассчитаюсь.
— Полно, Илья, какие долги? Не думай об этом. Приезжай когда. Покажу места, где у нас эта твоя нефть сама наружу прет, и газ тоже, вонючий такой…
Илья встрепенулся:
— Нефть? В ваших краях?
— Она самая. Даже в наших охотничьих угодьях попадают такие… испачканные места.
— Благословенная эта грязь, Федя.
— Ну, это как сказать, Илья. Для нас, охотников…
— Понятно. Ты мне вот что скажи, Федя. Ты своего отца сильно боишься?
— Я? Боюсь? Батю?
— Ну, может, поколачивает он тебя? Нет?
— Меня-а, — протянул Федя. И покачал головой. — Да что ты, Илья. Да ему вообще нельзя ни с кем драться. Ежели он кого кулаком треснет — тот богу душу сразу отдаст. Что ты, как можно. Батя у нас строгий, но не дерется. Никогда. Если что не так, может, конечно, по макушке погладить, а ладонь у него — что твой напильник… Не, батю я не боюсь.
— Ну, может, я не так выразился. Уважаешь сильно…
— А как же, конечно, уважаю. Отец же!
— Все правильно, Федя, все правильно.
Утром, с восходом, Федя провожал Илью до околицы. Прошли последнюю избу.
— Ну, давай, брат, прощаться, — сказал Илья. Обнялись.
— Будь здоров, Федя, крепни дальше. Никого не бойся, никому не поддавайся. Жизнь — она, знаешь… как перетягивание на скалках у вас. Всегда кто-то кого-то одолеть хочет… Удачной тебе охоты. До встречи… когда-нибудь.
— Счастливо тебе до места дойти, Илья, счастливо. Долго смотрел Федя на узкую спину Ильи, пригорбленную заплечным мешком, пока тот не скрылся за деревьями. Потом вернулся, попрощался с бабушкой, с родными, взял сверток с гостинцами и быстро вышел к реке. Пора, пора домой, торопил он себя, надо за работу браться, отец, поди, один надрывается… Надо же, как Илья спросил: не боюсь ли я отца. Это ж надо такое придумать. Ну, правда, Илья не очень твердо коми язык знает, мог и не то слово молвить…
После похода в Кыръядин никак Федино сердце не могло успокоиться, осталась обида на купца Якова Андреича, осталась. Целых полтора рубля ужал купчина, самым бессовестным образом. Ну что ты скажешь! Деньги то какие! И за что? Да ни за что! Со своими сверстниками-охотниками они в деревне все обговорили: приедет Яков Андреич очередной раз — хрена ему с два, а не пушнину. Все, что добудут, — сдадут чердынскому купцу, тот наезжает попозже, но и дает больше. А Якова свет Андреича пора проучить маленько, чтоб не ловчил на честных охотниках. Еще бы и старшие поддержали, отказали купчине в пушнине, — тут почесал бы он в затылке…