— Здорово, матрос. Тоже отвоевался?
— Точно, Панте. Свое и я получил, — ответил, здороваясь за руку, Федор.
— Во-во, пусть теперь сами, кому охота, воюют. Не иначе, Федор Михайлов будешь, из Изъядора? — спросил Панте.
— Он, он, с верховьев Ижмы, матрос. Вот сестру твою пришли сватать, — опередила ответ Федора мать Ульяны ворчливым голосом.
Пантелеймон уже начал раздеваться, но, когда услышал о сватовстве, вдруг разом помрачнел:
— Ну, матрос, ежели ты со сватовством, то ошибся домом. Для тебя, парень, здесь невесты нету. Ищи в другом месте.
Сказав это, Панте вновь застегнулся и открыл дверь, чтобы выйти.
— Ты куда же, сынок? — спросила мать.
— Надо по делу, — резко бросил Пантелеймон и ушел. Выражение лица у матери было недовольное, почти брезгливое.
— Если вы по такому поводу, Петровна, то сразу скажу — в нашем доме только зря время потеряете. Такой товар у нас не продается. Ульяна нам пока не в тягость. Пока она для нас и радость и помощь.
Так сказала Дарья, сказала-отрезала и ушла к печке, считая разговор законченным. Бабушка помедлила, видно слегка ошарашенная таким резким отказом. Потом сказала мягко:
— Дарьюшка, золотце, да ведь все правда, что говоришь, все правда, кому ж такая помощница помешать может? Да ведь и то правда, что нельзя такой товар доводить до того, чтоб он лишним стал. Ой, нельзя. Добрый товар не передерживают, сама знаешь. Коли передержать, ему и цена иная будет. И пусть бог побережет вас от этого. А нонче, слава богу, светится ваша Ульянушка, как красно солнышко. Ей ли не самого пригожего выбрать…
Так продолжала бабушка свою сватовскую линию. — А ты не хлопочи об этом, Петровна, — уже с нескрываемым раздражением отозвалась Дарья. — Это уж наша забота, а в случае чего и убытки наши…
Во какая непримиримая! Хоть бы лицо подняла, пока говорила.
— Может наш Федор вам не но сердцу? Так вы его, поди, и не знаете… А я вам истинную правду скажу: человек он с большим и добрым сердцем, наш Федюшко. Не для похвальбы говорю, а как оно есть, взаправду. Да на любой работе и на охоте он ловок да удал. За ним Ульянушка как за каменной стеной будет.
— Боже нас упаси худое слово про вашего Федора сказать, — подняла-таки голову Дарья. — Ничего худого сказать не можем. Мы к Федору Михайловичу со всем уважением. Но Ульяну из дому никуда пока не отпустим. Всего-то семнадцать ей, пусть еще покрасуется, у отца-матери поживет.
— Восемнадцать скоро… через месяц, — подала вдруг голос Ульяна.
— А ты помолчи, — сердито цыкнула на нее Дарья. — Тебя еще не спрашивают… Подойник возьми да займись делом, корова до сих пор не доена. Торчишь тут… Ульяна выскочила из избы. А Дарья накинулась на мужа: