Во дворе тем временем появляется полицейский автомобиль. Не понимаю, откуда у меня находятся силы, но я продолжаю стоять и смотреть.
Смотрю на то, как полицейские сперва надевают на Мирошниченко наручники, а затем утаскивают его в машину. Смотрю, как Никита подходит ко мне, чувствую, как обнимает, спрашивая, как я.
Максимум, на что я сейчас способна – кивок.
Все остальные события вечера я помню лишь отрывками. Разговоры с полицейскими, рассказ о том, что во дворе установлено видеонаблюдение, сообщение о том, что помимо имеющихся, Мирошниченко пойдет под суд еще по нескольким статьям. Такого багажа правонарушений с головой хватит на долгие, очень долгие годы заключения.
Я прихожу в себя лишь ближе к ночи. Картинка перед глазами в какой-то момент становится четкой.
Я стою перед окном в квартире у Никиты и смотрю на город. Понимаю, как никогда четко, что моя глупость чуть было не привела к непоправимым последствиям. Хочу сказать об этом мужчине, который стоит позади меня и обнимает, но вместо этого слышу его слова о том, что никогда в жизни он больше не подвергнет меня такой опасности.
Я все-таки не выдерживаю, перебиваю его, извиняюсь и смахиваю со щек пару слезинок, давая себе обещание впредь обходиться без глупостей, потому что есть такие уроки, которых хватает на всю жизнь.
Мы продолжаем молча смотреть на город, и я понемногу успокаиваюсь. Наконец, приходит вера в то, что все плохое позади, которая окончательно крепнет со словами Никиты:
- Теперь все будет хорошо.
Я киваю и отворачиваюсь от окна. Смотрю на него и улыбаюсь. Потому что верю.
Потому что теперь у нас на самом деле все будет хорошо.
Крещенские морозы в этом году самого крещения решили не дожидаться. Тридцать первого декабря столбик термометра показывал двадцать шесть ниже нуля, совершенно не стимулируя желание выйти из дома, пусть и добежать нужно было всего лишь до машины.
- А нам действительно очень нужно встречать родителей? Может, они сами как-нибудь доберутся, а я тут пока приготовления закончу, на стол накрою, а?
Мой голос больше напоминал мольбу, но Никита был непоколебим, смотрел на меня так, как будто я предлагаю устроить обряд жертвоприношения или что-нибудь в таком духе. Даже стыдно стало.
Родители, которые впервые за много лет позволили себе выбраться на отдых в теплые края, ни в какую в этих самых теплых краях отмечать новый год не захотели, предпочтя провести его с нами. А я тут еще выпендриваюсь из-за того, что не желаю ехать в аэропорт. Действительно стыдно, приходится мужественно застегивать пуховик и натягивать шарф почти на все лицо, оставляя место лишь для глаз, чтобы хоть как-то ориентироваться в пространстве. Может, еще и маску горнолыжную надеть?