Поскорее, чувак.
Но болото только сгущается.
В субботу на семейном ужине отец особенно молчалив, а мать особенно уставшая и бледная. Хэ Тянь смотрит на этих двоих, смотрит на Хэ Чэна, смотрит на свой салат. У отца газета в руках. У матери тени под глазами. Хэ Чэн молча ест.
— Как твоё здоровье?
Мать поднимает взгляд, говорит бодро:
— Работы много, некогда болеть.
— И всё же?
— Запись к врачу на следующей неделе. Да и не болит уже почти. — И небрежным жестом потирает кончиками пальцев грудную клетку.
— Не будем говорить о недугах за столом, — прерывает её отец. — Лучше положи Хэ Чэну ещё мяса с подливой.
Хэ Тянь мысленно благодарит неизвестно кого за то, что семейный ужин проходит один раз в неделю, а не два или пять. Или семь. Однажды он бы точно подавился.
Это даже не отвлекает.
Мысли об избитом неизвестном проедали его подкорку целые выходные. Составило бы проблему сосчитать количество раз, когда он брал в руки мобильный, набирал сообщение — что-то вроде «ты там живой?», или «не соскучилась по мне, дворняжка?», или «слышь, кунжут поджаривают или сырым хреначат?», — но стирал ещё до того, как доходил до знака вопроса.
Если этот избитый перец — не Рыжий, на подобное сообщение придет довольно однозначный ответ, в этом сомневаться не приходилось. И всё станет только хуже.
Поэтому лучшим выходом было вбить себе в голову вот что: мне пофиг.
И, блин, получилось.
В воскресенье ему даже удалось посмотреть «Крепкого орешка», ни разу не вспомнить о… лишнем. Мантра «мне пофиг» сработала.
Теперь Хэ Тянь сидит на скамейке, глядя, как парни гоняют по площадке тугой оранжевый мяч, и сжимает в кармане коробок спичек.
Эти дурацкие спички сломали всю стабильность его выходных и его понедельника. Стёрли спасительную мантру, стоило случайно сунуть руку в карман. Как кожуру с апельсина содрали одним большим куском. Чем сильнее Хэ Тянь стискивает зубы, тем сильнее сжимается кулак. Коробок вот-вот начнет мяться. Иррациональное желание достать его из кармана и поднести к носу — это настоящий вынос мозга. Гос-споди, аж зубы сводит от ненормальщины. Какой-то дебильный абсурд.
Он опускает взгляд и напряженно смотрит на носки своих кед.
Вообще-то, Хэ Тянь никогда не пользовался спичками. Он поклонник зажигалок, поклонник прогресса, поклонник комфорта, но в пятницу днем — чёрт, именно в ту пятницу, когда он узнал имя Рыжего, — колесико его любимой зажигалки свернулось и отскочило на асфальт. Зажигалки ломаются — так бывает. Но не всегда в тот момент, когда рыжая дворняга проходит прямо около него.
Рыжий замечает боковым зрением, как о крапиву обжигается: уничтожает Хэ Тяня быстрым прицельным взглядом, как курок спустил — в лицо, на незажженную сигарету за ухом, на расстегнутую спортивную кофту. Бах, бах, бах. Он в немых психах дёргает верхней губой, отворачивается, глубже суёт кулаки в легкую куртку. Бесится. Ткань чётко натягивается на рельефных костяшках.