Лизу охватило инстинктивное желание присесть, исчезнуть, скрыться с его глаз. Но она, вспомнив неприятную сцену в оранжерее, тут же взяла себя в руки. Пусть глядит! Она не должна прятаться, она не сделала ничего дурного или постыдного. Она имеет полное право высоко держать голову, пусть на нее смотрит хоть весь свет!
Но как ни сильна была ее воля, Лизу все-таки настигло леденящее оцепенение, когда сразу после этих ее мыслей, все глаза зала обратились именно на нее! Люди оборачивались, вставали с кресел, перешептывались и… И все как один смотрели теперь на ложу первого яруса. Лиза ничего не понимала, лишь чувствовала только, как по ложбинке ее спины крадется скользким ужом холодный страх. И впрямь колдовство какое-то и есть, чуть не плакала она. Что же это такое? И где же папа!
Всеобщее внимание становилось невыносимым, но тут заскрипели кресла в соседней ложе, там же послышались голоса и весь зал разразился аплодисментами. Лиза вообще перестала понимать что-либо, ноги ее подкашивались, и ей захотелось рухнуть обратно в кресло. Видимо, скованное неловкостью тело совершило какое-то стесненное движение, и незабудковый пояс задел висящие на поручнях перчатки. Одна светлой змеей сразу же сползла на пол, к Лизиным туфелькам, а вторая медленно, как во сне, стала стекать в партер. Лиза не успела даже испугаться, а смогла лишь заметить молниеносное движение, синее сукно рукава, обшитый форменный обшлаг и метнувшуюся кисть руки в белоснежной перчатке, поняв, что только военная выправка позволила обладателю мундира на лету подхватить ее беглянку. И вот уже протягивая ей двумя пальцами перчатку, за загородку заглядывает улыбающееся лицо, так знакомое всем по многочисленным фотографиям и портретам. Вспомнился отчего-то голос Вершининой: «Медам! Если Вам посчастливится встретить высочайших особ, заклинаю – никаких книксенов! Соберитесь! Полный глубокий реверанс, не позорьте Вашу madam!»
– Прошу Вас! – произнес мягкий мужской голос, и Лиза опустилась в реверансе, на секунду коснувшись высочайшей руки.
– Благодарю Вас, Ваше императорское величество! – ответила она и, как ни быстротечно было все происходящее, еще успела подумать, что вот так и запомнит государь нижегородскую дурочку с голыми руками, что роняет при его появлении перчатки на голову зрителям, и добавила: – Прошу простить мне мою неловкость.
– Ничего, мадемуазель, с каждым случается, – ответил император и тут свет в зале стал меркнуть.
На помост вбежал дирижер, оркестр встал, зрители сели. Постучав смычками по пюпитрам, приветствуя высоких гостей, оркестр тоже сел, зазвучала музыка, представление началось. Через пару минут открылась дверь ложи, и вошли сразу трое мужчин. Лиза продолжала оставаться в каком-то завороженном состоянии и воспринимала все происходящее, как будто это было не сейчас, не здесь и не с ней. Она обернулась, после машинально попыталась надеть перчатку, которую до этого так и держала в руках. Потом удивленно посмотрела на свою оголенную левую руку. К ее ногам тут же метнулся Лев Александрович, который разглядел светлое пятно на полу, и подал ей вторую перчатку.