Наутро папа уехал спозаранку, а Лиза неспешно стала собираться, потому что была пятница – день занятий с Аленкой. За окном стояла белая стена дождя, и Лиза, вглядываясь в стекло, даже не смогла рассмотреть, кто же это из жильцов уезжает в крытой коляске.
– Да это этот, со второго этажа, – Егоровна раскладывала стопки высохшего за ночь белья. – Надо бы прогладить, да егойный дядька у меня вчера оба утюга выпросил. Эх, все насмарку нынче пойдет, милай, все стрелочки на брюках! Вон, как хлещет!
– Как ты смешно говоришь, няня – «дядька», – улыбнулась Лиза. – Так нынче уж не говорят.
– Так дядька он и есть дядька! – недоуменно возражала няня. – Видать из отставных. Он молодого барина-то еще с барчуков надзирает. Я говорила с ним, он сказывал. Видать не из бедных барин-то, вон, почти цельный этаж один занимает.
– А наши гости… – Лиза присела, времени до урока еще немного было. – Скажи, няня, как они все появились, где папа их нашел? Как вообще он решился сдавать комнаты?
– А это Наташа всё! – Егоровна вспоминала. – Вот зимой. Как ту комнатку ей организовали, так мысль и пришла. А уж, после того, как уговорили папеньку твоего, так найти-то жильцов было – дело плевое! Кого знакомые привели, кто через Выставку вашу… Комитет, вот! Они прислали.
– Няня! Расскажи про комнатку. Я видела раз, как папа на ту дверь смотрел… Наталья Гавриловна, что, жила здесь? – перешла на шепот Лиза.
– Скажешь тоже! «Жила»! Останавливалась, доню. Да разве б кто позволил! Да разве б она сама… – няня тоже опустилась и присела напротив Лизы, глубоко вздохнула. – А, что уж тут. Как летом-то прошлым стал он всех рассчитывать, как имение отошло, как Большой дом заперли… Мы только с Кузьмой и задержались. Ох, доню, так тоскливо-то, по началу, было! Как осень пережили, не знаю. Перебрались сюда, кой-что перенесли, кой-что на чердак попрятали. Запустение. Пустота. Тоска. И видно, что денюжек-то тоже… Кот наплакал. Экономили на всем. Он тогда и стал за грудь-то хвататься, раньше не замечала я…
– Кто, папа? – спросила Лиза.
– Он, благодетель, – няня утерла непроизвольный всхлип. – Посерел весь, все в думах. Ночь напролет лампу жгет, все пишет, пишет… А вот как в Луговое съездит, так смотрю – вроде повеселее немного. Потом снова. А где-то к Рождеству… Да и потом еще, как бумаги-то она сынку выправляла – стала Наташа в город наезжать. Вот сидят они у нас, только чайку попили, наш-то вроде ожил, расцвел, а тут уж и стемнело. Зимние-то деньки короткие. Она ему и говорит: «Вези меня, Андрюша, в гостиницу. Нынче уж поздно домой возвращаться, да и не все дела я поделала тут».