– Да что мне до той пустой комнатки! – уже начинала выходить из себя Лиза от такой нянькиной непробиваемости, когда именно что от той самой пустой комнаты, от крайней в коридоре двери раздался громкий, отчетливый и настойчивый стук.
Няня и Лиза, переглянулись, и обе в испуге забыли ругаться.
***
Егоровна сбегала на кухню за связкой ключей и теперь в волнении все не могла попасть в замочную скважину Наташиной двери. Лиза положила руку ей на согбенную спину:
– Няня, погоди! Это не оттуда!
Стоя рядом, было ясно теперь, что стук раздается из-за той запертой двери в торце коридора, что раньше вела в Большой дом.
– Она заколочена? – почему-то шепотом спросила Лиза, няня покачала головой и начала перебирать ключи на связке.
Распахнувшиеся, наконец, створки открыли взору озадаченных жительниц флигеля живописную картину их гостя, как всегда пребывавшего в это время суток в своем шелковом переливающемся халате. Сегодня он был трезв, но возмущен до крайней степени возбуждения. Бородатый пират без предисловий кинулся в атаку:
– Ну, нельзя же так! Дорогая моя! Я все понимаю, но есть же какие-то границы! Тетенька! Ну, хоть Вы скажите Вашей барышне, что есть какие-то пределы бессердечья! Так нельзя, право же слово! Такой шурум-бурум! Это же жестоко, это же дитя.
– А ну, любезный, говори толком! – прикрикнула Егоровна, заметив повлажневшие глаза Лизы, которая еще от первой встречи с постояльцем осталась в некотором потрясении, тем более, что сейчас он явно предъявлял все свои претензии именно ей. – Что за дитя? Где «бурум» твой?
– Так стрекоза ж та! Муха! – Гаджимханов, снизив голос до интимно-доверительного, обращался теперь исключительно к няне, к которой успел проникнуться непререкаемым доверием. – Я же и говорю вам, царицы мои дорогие! Стоит. Рыдает. Слезы как дождь за окном! Ножку за ножку заплетает. Не уходит. Проснулся. Вышел. Сердце кровью обливается смотреть!
– Ножку заплетает! Ах, ты, Господи! – всплеснула руками впечатленная нарисованной картиной Егоровна.
– Няня! – Лиза сама уже чуть не плакала. – Это все ты! Я же говорила, что она ждать станет. Это же Аленка там плачет, стоит, так, господин хороший?
– Девочка. Дитя, – Руслан Гаджиевич рукой показал рост, страдающего нынче, существа человеческого. – Что Вы изволите на фортепьянах обучать. Икает уж, сердешная.
– Ну, так, бежим скорей к ней! – нянька отодвинула плечом поселенца и проскользнула в его покои.
Лиза и пират остались наедине, глаза в глаза.
– Так я ж для того и…, – он запахнул халат поплотнее, и только сейчас, видимо, заметил свои волосатые ноги в домашних туфлях, выглядывающие из-под него. – Прошу глубокого пардону, милая барышня. Спешил. Дело не терпит отлагательств. Прошу, – он указал ей на дверь в свою половину. – Куда же вы? Не бойтесь! Вернитесь!