Он обернулся, кивнул Сергею, прижав палец к губам, вытолкнул Корндорфа вперед себя за дверь и все стихло.
Через четверть часа в дверь постучались.
– Кто? – сонным голосом ответил, не отворяя, Сергей.
– Полиция. Вас ничто не потревожило, господин гость? Отоприте.
– Я не одет, а в чем дело? У меня нет никаких претензий. Мы спим.
– Простите. Не смеем Вас тревожить, раз Вы все равно ничего не слыхали.
И шаги по коридору удалились. Еще через полчаса Сергей наблюдал из-за занавески, как все полицейские гуртом отбывали из особняка гостиницы. Никого посторонних – штатских или задержанных – при них не было. На этот раз обошлось.
***
Август перевалил за свою середину. Тася варила варенья, как и обещала, У Глеба начались занятия в гимназии, а Клим подвизался при заезжем купчике, и сегодня ему заплатили за всю неделю разом. Он забежал в лавочку и накупил сладостей, чтобы вечером устроить большое чаепитие. С семьей. Так он себе говорил теперь постоянно и становилось от того сладко и на душе. Семья. Тасечка, дети. Он еще никак не мог себе позволить думать про них «моя семья». Не в смысле совместного проживания, это было само собой, а в плане мечтаний, что это все основательно, с ним неразрывно связано. Навсегда. Пришли эти мысли к нему впервые тогда, когда стояли они в прихожей, обнявшись с Тасечкой, не только как родные люди, а как люди близкие, как только между ними, двоими, быть могло, а ни с кем иным. И побежали его мысли вдаль уж на следующий же день. Он смотрел на деток, на их мамку и думал, а вдруг? Ну, вот, может же так статься, что… Нет! Так дерзко его мысль пока не забегала, но думки все равно никуда не девались, вертелись вокруг очага и душевного уюта. Что там, впереди? Бог знает.
Он высыпал гостинцы на стол. Таисия стала раскладывать их «по своим местам», а Стаська, сидя на высоком стуле за кухонным столом, норовила стянуть выпавшую баранку. Клим спросил, где племянник. Оказалось, еще не пришел с занятий. Утром не хотел идти туда, все просил мать потрогать ему лоб, намекая, что он простудился, но номер не вышел, и пойти учиться все-таки пришлось. А вот теперь все нет и нет его, а уж давно должен был быть. И обед остыл.
– Странно, – Клим о капризах Глеба узнавал впервые. – Глебушка вроде от учебы никогда не уставал, все с книжкой сидит, как ни зайду.
– Ты б расспросил его при случае, может тебе, что толком скажет? – Тася переживала. – Он теперь при мне и раздеться-то стесняется, взрослый стал. И не говорит ничего. А я тут случайно углядела, у него на пол-ноги синяк огромный. Говорит – с яблони свалился, как намедни лазил. Ох.