***
– Пусти, мил-человек! – мужичок был настойчив с той уверенностью, что присуща бывает людям подвыпившим. – Не имеешь права не пущать! Для торгов сие заведение заведено. А ну-ка!
– Да что ж ты напираешь-то, господин хороший? – охранник перегородил дорогу настойчивому мужичку и уже беспомощно озирался по сторонам, выглядывая своих сослуживцев. – Уж сколь раз по-хорошему повторял. Не доводи до греха. Поворачивай!
– Куды «поворачивай»! Мне лес продать надобно! – уперев руки в пояс, стоял на своем незадачливый посетитель.
– Лес? – служитель искренне захохотал. – Иди, проспись, дяденька! Ей-богу. Ну, не заставляй меня околоточного звать.
– Какой я тебе «дяденька»! – мужичонка сдвинул брови. – Я есть торговец. А ты поставлен, чтобы меня к месту пристроить, и всё! Ну-ка веди в ряды.
– Ах, ты ж, прости-господи, – охраннику мужичонка был явно симпатичен и ему до крайности не хотелось применять к нему меры репрессивного характера. – В какие ряды, дяденька? Я ж тебе и говорю – давай бумагу. Заявку в правление писал? Бумагу на разрешение получал? Место свое, ряд – знаешь?
– Какую заявку! Что ты мне одно и тож талдычишь битый час! – мужичонка заметил урон, нанесенный его кобылой соседскому сену и, присмирев от того, взял под узцы. – Нам с Лауркой всего-то один возок сбагрить. Пусти, мил-человек?
– Да не могу я! – охранник уж и не знал, какими словами объясняться с упрямым дядькой. – Езжай на пристань, иди на базар, что тебе сдалась ярмарка-то, а? С одним возком? Ступай с Богом, не доводи!
– Э-эээ! Не понимаешь ты, мил-человек, – мужичок неожиданно улыбнулся себе в усы. – Как мы с Лаурой домой-то возвернемся? Где, скажут, вас два месячишко носило? А я им – на янмарке были, в городе, и все тут!
– Да ты так скажи, были, мол! Ну, не могу я вас без бумаги пропустить.
– Это ты к чему меня склоняешь? – снова нахмурился мужичок. – Это ты, мил-человек, меня ко лжи разрушительной толкаешь? Не бывать тому! У нас вся деревня знает – пить пьет! Все до последней копейки пропить может, ежели копейка есть. Но ни нитки чужой, ни слова лживого – того от Михеича не жди, не боись! Правду в глаза – могу. В морду за то – стерплю. Но лжи не допущу! Эх, вы! Городские…
Мимо места перепалки все время проходили люди. Кто-то брезгливо отворачивался, углядев засаленный армяк мужичонки, кто-то улыбался, видя во всем этом колоритную сценку, кто-то останавливался поглазеть.
Клим Неволин закончил все дела на ярмарке, сопровождая очередного клиента, прикупил кой-чего в дом и не спеша направлялся в город. Встретившись глазами с жующей чужое сено Лаурой, он уже не смог оторваться и дослушал диалог до момента искренней слезы обиженного Михеича. Климу было сейчас так ладно на душе, что, как всегда в такие периоды, он хотел, чтобы счастливы были и все вокруг. Он имел в кармане недурственную сумму денежек, домой шел с радостью, дела шли легко, душа жила в каком-то предвкушении, и обиженный пьяненький мужичок со своей бедолагой клячей портили радужную картину его мира, внося в него тревожную ноту несправедливости.