Подоспела Нижегородская Выставка. Хотя никто в империи знать не знал про их небольшое производство, Гаджимханов решил ехать с первыми трехлетними образцами. Батоно Дато, напутствуя его, сказал: «Дерзай, Русланчик! Если поймешь, что мы можем конкурировать, что нас узнают и помнят, то будем расширяться! Быть тебе управляющим на новом большом заводе, обещаю. А то и одним из директоров! Удачи!»
На стенде Бакинской губернии Гаджимханов выкупил себе местечко, но все усилия его направлены были здесь на то, чтобы использовать собрание в одном городе огромного количества заинтересованных лиц, дабы ознакомить их со своей продукцией, так сказать, в ее естественном качестве. Он понимал, что никаких наград неизвестным производителям не светит, заметить их среди корифеев и монстров этой отрасли вряд ли кто сможет, но действовал своим, пусть и «кустарным» способом.
– Обидно, тетенька, понимаешь? – продолжал рассказ молчаливо внимающей Егоровне гость. – Говоришь «французский коньяк» – все многозначительно сдвигают брови и целуют пальцы, вот так «Ах!». Говоришь «Эривани. Коньяк! Пробовал?» – чешут затылок, тыр-пыр, вроде как припоминают. Говоришь: «Бакинский попробуй, от французского не отличишь!» – смеются. Вот я и приглашаю неверующих вечером в ресторан. Тары-бары, слово за слово, знакомимся. Они заказывают бутылку французского коньяку, я привожу полдюжины своего. Завязываем глаза, пробует один из компании, потом другой, потом все хотят, видят, что не хухры-мухры. Потом по плечу меня хлопают, потом прощения просят, что не верили, потом до утра гуляем как братья.
– Вот кто-то из «братьев» тебе и сыпанул отравы! – Егоровна рассказ приняла близко к сердцу и теперь сочувствовала постояльцу. – Ах, ты ж бедолага. А тебе-то! Тебе, самому, зачем с ними столько пить? Ну, рюмку-другую выпил вначале и сиди, закусывай.
– Ты, тетенька, душевная женщина! – вздохнул Гаджимханов. – Только не понять тебе, что такое купеческая гульба. Там чих-пых не выйдет! Там же все – мужчины! Настоящие мужчины! Как можно обидеть? Нет, взялись гулять, так уж всем вместе держаться надо, каждого уважить. Как же!
– Вот я и смотрю, что женщин там на вас нету! – нянька встала и собралась уходить, и так, больно уж засиделась. – Ты хоть жирного и острого там не ешь! Попроси, чтобы на пару тебе что-нибудь приготовили, да без соли. Эх!
– Женщины, – закатил глаза к потолку жилец. – Нет, тетенька, коньяк – мужской напиток.
– И то верно, – уже в дверях отвечала Егоровна. – Да и клопами пахнет, даром, что французский!
– Да ты, никак, пробовала его, тетенька? – удивился Гаджимханов.