– Надо работать.
Опираясь на палку, он захромал прочь.
– Ты голодный? – Я хотел поскорее убраться из бара, пока не вернулся Смут. – Может, вместе поужинаем?
– Конечно. – Бастиан усмехнулся, словно иного ответа и быть не могло. – Или ты думаешь, я пришел сюда ради одноглазого Джека?
В студеный субботний вечер незадолго до Рождества мы нашли его на пороге нашего дома на Веесперплейн.
Бастиан переехал ко мне два месяца назад, и теперь я, наслаждаясь нашим совместным обитанием, удивлялся, почему раньше меня беспокоило, что о нас подумают. Я покинул Дублин семь лет назад и с тех пор ни разу не был на родине, не имел никаких связей с прошлым. Я понятия не имел, что сталось с моими знакомыми, живы ли они вообще. А они ничего не знали обо мне. Мысль, что я никогда не вернусь в Ирландию, печалила, ибо я, хоть очень полюбил Амстердам, все равно считал ее домом, и порой так хотелось прогуляться по Графтон-стрит, где перед универмагом Швицера певцы исполняют рождественские гимны, или зябким воскресным утром пройтись по причалу Дун-Лэаре, а затем отобедать в местном пабе.
Как ни странно, Чарльза я вспоминал чаще других. Пусть он был никудышным приемным отцом, а я ненастоящим Эвери, но я вырос в его доме, и теплое чувство к нему, жившее в моей душе, в разлуке только крепло. О Джулиане я думал гораздо реже и без всякого вожделения, но только гадал, простил ли он мне многолетний обман и жуткий поступок с его сестрой. Об Алисе я старался не думать вообще и просто гнал ее из своих мыслей, ибо казнил себя за причиненную ей боль, хотя ничуть не страдал из-за неприятностей, доставленных всем другим. По простоте душевной я надеялся, что за столь долгий срок Джулиан и Алиса меня забыли и живут себе дальше. Я и представить не мог, что там без меня происходит.
Какое наслаждение зябкими вечерами гулять по набережным, глядя на отель «Амстел» в огнях, велосипедистов, туда-сюда снующих по Сарфатистраат, на проплывающие по реке катера с туристами, пытавшимися фотографировать сквозь запотелые иллюминаторы. Мы с Бастианом держались за руки, а прохожим хоть бы что. В Дублине нас бы уже избили до полусмерти, а наконец-то приехавшие полицейские, соскребая нас с тротуара, смеялись бы нам в лицо – мол, сами виноваты. А в Амстердаме мы поздравляли незнакомцев с наступающим Рождеством, перебрасываясь с ними репликами о морозной погоде, и ничто нам не угрожало. И потому-то, наверное, измордованный мальчишка, калачиком свернувшийся на нашем заснеженном пороге, никак не вписывался в картину полного умиротворения.