– У вас же сын, верно? Двадцать с лишним лет назад мы с вами случайно встретились в кафе. Наверное, вы не помните. Это был день моей свадьбы, поэтому он так врезался в память. Вот только имя мальчика я забыл…
– Джонатан.
– Верно! Очень развитой парнишка.
Миссис Гоггин улыбнулась:
– Теперь он врач. Психиатр. Недавно женился на чудесной девушке Мелани. Они знакомы с самого детства.
– А другие у вас есть?
– Что – другие?
– Другие дети.
Она помолчала, затем покачала головой:
– Нет. А как у вас с этим?
– У меня сын. Лиам. Ему двадцать один.
– Вот уж, наверное, радость вам.
Я пожал плечами, сам не вполне понимая, почему вдруг разоткровенничался.
– Мы с ним не очень близки. Он не может простить, что вырос без меня. Обида справедливая, и я, как ни стараюсь, не могу навести мосты.
– Старайтесь изо всех сил. Самое главное, чтобы он был в вашей жизни. Не теряйте его из виду.
В буфет ввалилась толпа депутатов, громогласных и напыщенных.
– Похоже, надо возвращаться к работе. – Миссис Гоггин вздохнула и встала. – Надеюсь, теперь мы будем видеться чаще.
– Конечно. – Я проводил ее взглядом.
Почему-то разговор этот вспомнился сейчас, когда я подходил к воротам тюрьмы Маунтджой. Я предъявил паспорт и пропуск дежурному, который внимательно их изучил, а затем велел мне снять пиджак и ботинки и пройти через металлоискатель. Я же думал о миссис Гоггин, о том, как она на меня смотрела, и мне ужасно хотелось снова с ней увидеться.
Оказалось, тюремный зал ожидания прекрасно уравнивает все социальные слои – это было видно по тем, кто в разной степени возмущения, стыда и бравады пришел навестить узников. Я сел в конце ряда белых пластиковых кресел, привинченных к полу, и постарался не замечать запаха хлорки. Надпись, выцарапанная на правом подлокотнике, извещала, что «Деано – труп», а на левом – что он же «сасет хер». На стене висел плакат с изображением жизнерадостного полицейского, юного бодряка и горько рыдающей старухи, увенчанный лозунгом «Вместе мы всё одолеем!». Я предположил, что речь, видимо, о тюремном сроке.
Оглядевшись, я подметил молодую женщину в спортивном костюме, пытавшуюся угомонить стриженного под индейца малыша, чьи волосы на концах были выкрашены зеленым, что хорошо сочеталось с колечками цвета авокадо в мочке левого уха. Не совладав с мальчиком, она переключила внимание на младенца в коляске, оравшего точно обезумевшая кошка.
– Забот у вас полон рот. – Я сочувственно улыбнулся женщине и посмотрел на малыша, который теперь скакал по креслам и из воображаемого автомата расстреливал ничего не подозревавших посетителей. Этой забаве его, вероятно, обучил ныне заключенный отец.