– Как это? – не поняла миссис Гоггин.
– Писательская фишка, – пояснил я. – Помните картинку – восемь стариков, якобы лучшие из лучших? Йейтс, О'Кейси, Оливер Сент-Джон Гогарти и прочие. Картинка эта была везде – на плакатах, кружках, столовых приборах и подставках. Писательницу никогда не допустят на посудное полотенце, говорила Мод. Долгое время так и было. Но вот сподобились. Теперь и она точно посередке полотенец.
– Так себе увековечивание, – усомнилась миссис Гоггин.
– Пожалуй.
– У тебя есть братья или сестры?
– Нет.
– А хотел бы иметь?
– Да, было бы неплохо. Я вам рассказывал о Джулиане. Он был мне как брат. Пока я не понял, что влюблен в него. Я жалею, что не познакомился с Джонатаном.
– Я думаю, он бы тебе понравился.
– А я так просто уверен. Наша единственная встреча оставила приятное впечатление. Наверное, нехорошо так говорить, но мы с вами нашли друг друга только благодаря его смерти.
– Знаешь, за семьдесят с лишним лет на белом свете я поняла одно: мир этот – полное говно, – навалившись на стол, сказала миссис Гоггин. Выбор слова меня удивил. – Никогда не знаешь, что тебя ждет за углом, но чаще всего какая-нибудь гадость.
– Несколько циничный взгляд на жизнь, миссис Гоггин.
– Не думаю. И по-моему, нам пора отказаться от официоза, как ты считаешь?
Я кивнул:
– Вот только не знаю, как к вам обращаться.
– «Кэтрин» тебя устроит?
– Вполне.
– В парламенте я никому не разрешала так себя называть. Приходилось оберегать авторитет. Помню, однажды Джек Линч назвал меня по имени, и я ему выдала: премьер-министр, говорю, еще раз позволите себе такую фамильярность, и на месяц двери буфета для вас закроются. На другой день я получила букет и записку с извинением, адресованную миссис Гоггин. Хороший был человек. Ну еще бы, родом из Корка. Земляк мой. Я его простила.
– Я бы в жизни не назвал вас по имени. Я трепетал перед вами. Как и все другие.
– Да ну? Странно, ведь я сама доброта, – усмехнулась Кэтрин и добавила: – Ты помнишь, как вы с другом прикинулись взрослыми и дули пиво, а я вас шуганула?
– Конечно! – Я рассмеялся, припомнив те счастливые озорные дни с Джулианом. – А заодно вы приструнили священника.
– Разве?
– Ну да. Прежде с ним никто так не разговаривал. А уж тем более женщина. Что его и взбесило.
– Ай да я.
– Ай да вы.
– Ты был с тем самым парнишкой, которого потом похитили?
– С ним. Это случилось всего через несколько дней.
– Да уж, история всех взбаламутила. Кажется, ему отрезали ухо?
– И еще по пальцу на руке и ноге.
– Ужас. – Кэтрин покачала головой. – Когда он умер, газетчики себя вели беспардонно.