- Знаете что, ребята, - сказал он, - вы зря паникуете. Сделаем так: обыскивать буду я. Я один войду в квартиру. Один из вас будет сторожить у ворот. Если увидит, что Горбачев идет, предупредит меня. Второй будет следить за Горбачевым. Может быть, попытается его задержать. Разговорится, может быть, предложит даже выпить. Словом, незаконно действую только я. Значит, если дело не удастся, я один и отвечаю. Меня из угрозыска и выгонят.
У будущих соучастников прояснились лица. Впрочем, товарищи они были хорошие и забеспокоились: как же так Калиберда рискует, ведь это не шутка.
- Ребята, - сказал умоляюще Калиберда, - честное слово, мы идем на благородное дело. Мы разоблачим убийцу. А если даже убил не он и мы в этом убедимся, разве не важно очистить невинного от подозрения! Если версия Васильева не подтвердится, он будет разрабатывать другую, вместо того чтобы впустую следить за Горбачевым. В конце концов, кто-то должен был брать от Дмитриева газеты. Раз Васильев будет уверен, что убивал не Горбачев, он быстрее разыщет настоящего убийцу.
Товарищи тяжело вздохнули, но согласились, что помочь Васильеву даже против его воли необходимо.
Вечером Калиберда попросил у знакомого оперативника комплект отмычек, сказав, что хочет усвоить технику дела. Вернуть отмычки он не успел, а вечером, придя домой, обнаружил, что замок на входной двери собственной его квартиры открывается плохо и целый вечер возился с замком. Замок не стал работать лучше, зато Калиберда научился обращаться с отмычками, как квалифицированный грабитель.
На следующее утро все трое стояли на тротуаре напротив подворотни дома, где жил Горбачев, и оживленно болтали.
Каждому прохожему было ясно, что встретились на улице три старых товарища, давно не виделись, у каждого полно новостей, стоят и болтают.
Судьба любит шутить шутки. Вчера Горбачев вышел из дому в девять часов утра. Сегодня было уже половина одиннадцатого, а он все не появлялся. Сколько же можно стоять на улице без всякого дела! Окна квартиры Горбачева выходили, как вчера сказал Васильев, во двор, значит, сейчас он не мог видеть оживленно разговаривающих друзей. Но, может быть, управдом, испугавшись, что кто-то расспрашивает про непрописанного жильца, сказал ему, чтобы он выметался, если не хочет иметь неприятностей. Тот и насторожился.
- Если до одиннадцати не выйдет, - сказал Петушков, улыбаясь для прохожих, - то кто-нибудь из нас постучит к нему и спросит Дмитриева. Горбачев ведь один в квартире. Открыть может только он.
Все трое посмотрели на часы. У всех троих часы показывали без пяти одиннадцать. Вот уже без трех. Без двух. Без одной.