– Да я вроде не собирался, – хмыкнул Глеб и после минутной паузы продолжил есть. Кормили вкусно, и аппетит требовал свое.
Катюшка читала ему стихи, подсовывала книги, заставляла гулять по два часа, заваливала эсэмэсками и всегда смотрела так, что хотелось улыбаться. Она не умела скрывать чувств (откуда взять опыт в семнадцать лет, проживая в ограниченном пространстве?), но никогда не заговаривала о том, что могло изменить общение.
Глеб не всегда приходил ночевать, он вовсе не собирался отказываться от женщин, клубов, сигаретного дыма и алкоголя. Ему даже нравилось по утрам ловить в глазах Катюшки печаль и пить при этом крепкий обжигающий кофе. «Самовлюбленная скотина», – говорил он себе, ни о чем не сожалея.
Но однажды Катюшка переиграла его, отомстила за ночные удовольствия.
– Я знаю, что скоро умру, – произнесла она ровно, разламывая ложкой облитый сметаной сырник.
Глеб поперхнулся кофе и пролил его на белоснежную рубашку.
– С чего это?
– Три месяца назад я подслушала разговор папы с врачом. Собственно, я уже полгода как жить не должна. Сердце у меня какое-то неправильное, а операцию сделать невозможно. Иногда мне очень тяжело дышать, тогда меня отвозят в клинику… Ты только папе не говори, что я знаю, а то он расстроится.
– Не скажу, – тихо произнес Глеб и со стуком поставил чашку на стол.
Она не играла, не давила на жалость, не твердила заученную роль. Просто ждала, но при этом надеялась, что ничего плохого не случится.
– Знаешь, о чем я теперь прошу Господа? Я говорю так: «Господи, сбереги его, не меня». Потому что ты неправильно живешь, а… – Катюшка потеряла интерес к сырнику и пожала плечами. – А я не хочу, чтобы ты потом мучился.
Глеб смотрел на нее неотрывно и впервые не знал, что сказать. Теперь поступки Бероева стали объяснимы, но все же хотелось встать, зайти в кабинет и набить ему морду. От бессилия, наверное…
– Пошли гулять. – Глеб провел ладонью по лицу и резко поднялся.
– Но на улице дождь.
– Может, позвоним твоему лечащему врачу?
– Зачем?
– Убедимся, что ты точно умрешь не от дождя.
Катюшка приподняла тонкие брови, взгляды встретились, в отдалении глухо хлопнула дверь, на кухне запищал таймер, и они оба засмеялись, освобождаясь от только что состоявшегося разговора. Сначала тихо, а затем громче и громче, да так, что наверняка было слышно в кабинете Бероева… «Посмотрим, крошка, кто кого переживет, время покажет».
Он теперь садился к ней ближе, приносил сладости, чаще подшучивал и почти не злоупотреблял алкоголем. Глеб понимал, что надолго его не хватит, но сам же удивлялся, когда не рвался вечером в клуб. Катюшка улыбалась, светилась от счастья, а в его голову лезли мысли, от которых трудно было избавиться.