Наверное, не стоило столько пить в первую же ночь в родном клубе, но друзей-приятелей кругом было слишком много, а в душе отбивала чечетку неуемная отчаянная радость. Да и что могло остановить? Цепляться-то не за кого…
Даже если бы Глеб очень сильно напряг память, он не вспомнил бы, кто первым предложил выпить полбутылки водки и пройти после этого по краю крыши. Вообще не страшно – кровь уже перемешалась с алкоголем, а четвертый этаж – это ж не пятнадцатый… «По-любому лететь недолго!» – хохотнул Глеб и, щурясь от сигаретного дыма и непрерывно мигающего света, поспорил на тысячу долларов с тощим скрягой Павлом Демченко. Победа обещала особое удовольствие, которое непременно развлекло бы всех: Павлик, умеренно разбогатевший на продаже подержанных машин, был необыкновенным скупердяем и буквально чах над деньгами, как Кощей над златом.
– Барабанная дробь! – поднявшись на четвертый этаж, перекинув ногу через тонкое металлическое ограждение, крикнул Глеб. – Я пошел… Но знаешь, что самое смешное? – Посмотрев на Павлика, он прищурился. – Если я подохну, то тебе никто не заплатит. – Глеб засмеялся громким пьяным смехом, а друзья-приятели подхватили. – Так что стой и молись за мое здоровье!
Первые десять шагов дались легко, главное же – не смотреть вниз, на асфальт и припаркованные машины. Пам-пару-рам! Глеб чувствовал необыкновенную легкость, шел, раскинув для равновесия руки в стороны, глядя только вперед. Хотелось петь, но в голове царила пустота, и ни одна строчка, как назло, не вспоминалась.
А потом его качнуло – раз… и два… Правая нога подвернулась, рука взлетела вверх (вместо того, чтобы устремиться к ограждению), картинка задрожала, противно задребезжал металлический край крыши, и Глеб полетел вниз. Четыре этажа – это не мало, вполне достаточно, чтобы отправиться на тот свет, что и случилось…
Слишком скорый удар об асфальт, даже мысли не успели выстроиться в ряд. И темнота – долгая, тягучая. Продолжительная невесомость без капли света, запах гари, полнейшее оглушение. А потом Глеба долго болтало из стороны в сторону, да так, что руки и ноги выписывали кренделя, к горлу подступила тошнота, во рту появился гадкий солоноватый привкус, из организма ушел весь алкоголь, оставив после себя мышечную слабость… Глеб понимал, что умер, однако страха не было. Душу пекло, скручивало, и приходилось концентрироваться именно на этом. Острое желание вырвать ее из груди и швырнуть на невидимый пол все время сжимало пальцы правой руки в кулак. «Да подавитесь вы…» Глеб не понимал, к кому обращается и что хочет сказать, он морщился, болтался в черноте и несся вперед против своей воли. Пот струился по спине не от усталости – чем дальше, тем горячее становился воздух, и дышать, как раньше, уже не получалось. Дышать?.. Глеб попытался прочувствовать свое дыхание… Да, он втягивал воздух и выдыхал, но только медленно.