Дальше все сливалось в один большой кошмар. Восемнадцатилетний юноша загнал двух коней, но прибыл в поместье чуть больше чем через день. Прибыл, чтобы погрузится в кошмар, связанный с организацией похорон. Разумеется, многое взял на себя мажордом, самому графу предстояло выслушивать соболезнования, общаться со жрецами, подписывать какие-то документы, которые приносил Пьетро, предварительно тщательно изучив их. Хуже всего было оттого, что рядом не было ни одного из товарищей по корпусу. Со всем приходилось справляться самому. Даже верному Белави он не мог доверить того, что творилось на душе. Разве что старый жрец из храма пытался хоть как-то облегчить душевные страдания юноши.
Хоронили родителей в закрытых гробах. Но накануне Филипп настоял, чтобы ему показали их. Жрицы долго отказывались, но в итоге уступили. До сих пор в кошмарах он видел их трудно опознаваемые обгоревшие тела. Отца он узнал по серьге в ухе, мать — по золотой цепи, вплавившейся в тело. Стоит ли говорить, что в тот же день граф приказал снести флигель, где случился пожар, а на этом месте разбить большой цветник. После этого в поместье он не был ни разу, полностью предоставив мажордому вести все дела. Тот лишь представил отчет по проделанным работам и уточнил, какие цветы высаживать на означенном месте. Лишь самые спорные моменты решал граф, притом Пьетро Белави прилагал всю имеющуюся информацию, он же объяснил крестьянам причины, отчего хозяин не бывает поместье.
Наверное, именно поэтому, заметив, как резко побледнела в храме Эми, он не стал пускать события на самотек. Как бы он не относился к ней, смерть родителей не тот повод, когда уместно сводить счеты. У них еще будет время решить все споры. Не важно как, но все потом. Почему-то, когда он увидел ее слезы, вдруг сжалось сердце. Пусть у нее были друзья, но именно в храме девушка осталась одна. А кому, как не Филиппу знать, каково это, стоять одному, оставшись один на один со своей болью.
Филипп помотал головой, отгоняя воспоминания прошедшего дня. Не нужно было ходить. Только зря разбередил с таким трудом затянувшиеся раны. А с другой стороны, попробуй не приди, сразу пойдет слух, что граф Эстеритен отказался от борьбы за власть. Мужчина заставил себя подняться и вышел из спальни в гостиную. Там прошел к небольшому шкафчику в углу у окна, достал бутылку коньяка, стакан, налил и вернулся в комнату. Чертова девчонка. Даже после тяжелых боев с кочевниками на границе ему не хотелось напиться так, как в этот день. Перед глазами стояли полные невыплаканных слез зеленые глаза, руки помнили, как удерживали хрупкое девичье тело.