Должно быть, сын мистера МакКинона сильно болен, думает Серлас запоздало. Должно быть, ему не обойтись без присмотра знахарки. Но он поведет Ибху в дом Нессы, даже если та будет упираться.
К счастью, до угроз дело не доходит: спустя пару минут на пороге лачуги мистера МакКинона появляется усталая Ибха, а позади, за ее спиной, – Мэйв.
– Давно пора было разродиться, – вместо приветствия говорит ему старуха и выходит на свет. Серлас замечает, что за месяц ее лицо еще больше постарело и пожелтело, но щеки Ибхи не покрыты загаром и отливают зеленцой.
Он кивает ей, не утруждая себя пожеланиями доброго здравия. Все они – Серлас, Ибха и Мэйв – возвращаются к площади в напряженном молчании. И там Мэйв вдруг идет к кузнецу Финниану.
– Одолжи нам телегу на полдня, – говорит она. Обрывки разговора доносятся до Серласа сквозь шум голосов говорливых горожан. Он не подходит к кузнецу и не заговаривает с ним сам, потому что широкоплечий грузный Финниан внушает ему немалый трепет, в котором Серлас боится себе признаться, с первого дня их знакомства.
– Сильно плоха? – спрашивает Ибха скрипучим голосом. Вместо внятного ответа Серлас кивает, пожимает плечами, снова кивает. – Ясно, слова из тебя сегодня не вытянешь. Да не беспокойся ты так, не первая она, кто рожает, уж как-нибудь разберемся.
Ее слова приободрили бы Серласа, если б он только не видел, какой бледной, болезненно бледной выглядела Несса с самого утра, а после скудного завтрака, который она не доела, начала стонать, стенать, выть. И волосы…
Несса потеряла половину волос, ее темные волнистые локоны превратились в жидкие рыжие пряди за какую-то пару недель.
Этого Серлас не говорит никому.
И когда они спешат, подгоняя Матильду, запряженную в телегу, Серлас думает оглянуться на Мэйв и Ибху. Сказать им и про волосы, и про ребенка, и про то, что он больше всего сейчас боится за Нессу. Но горло сжимает сухой кашель, скребется по небу и не дает вымолвить ни слова. Серлас молчит и сильнее хлещет лошадь по бокам.
В их доме странно тихо, страшно тихо. Серлас идет через кухню, маленькую комнату с очагом, оставляя двери открытыми нараспашку, – створки сердито скрипят, колотятся о стены. «Опоздал, опоздал, Серлас!» – воют они и дребезжат, рассыпая эхо стонов по немым комнатам.
Несса снова впала в беспамятство. Вот почему она не издает ни звука: жена провалилась в лихорадочный сон, на бледных впалых щеках – и пот, и слезы, порыжевшие пряди прилипли ко лбу и вискам. Серлас замирает рядом, но его тут же отталкивает грубая рука Ибхи.
– Уйди, припадочный, – рявкает знахарка. – Мэйв, что ты возишься! Неси воду и тряпки!