Чтобы скрыть внезапно нагрянувшую неуверенность – проклятье, с ней он и в самом деле чувствует себя на несколько десятков лет моложе, этой поразительной способности у нее не отняло и время! – Теодор присаживается на софу. Приглашать Элоизу он не спешит: она сама садится рядом и доверительно вкладывает свою руку в его ладони, будто не стоит между ними десятилетий и виделись они только вчера.
– Ты проецируешь на меня свои возрастные комплексы? Святая Морриган, Элиз, ты всегда была выше этого!
– И все такой же сквернослов… – задумчиво тянет она. – Нисколько не изменился.
Нужно срочно сменить тему, но Теодор растерян и сбит с толку. Совсем не Элоизу Вебер он ожидал увидеть сегодняшним вечером. Тем не менее, она сидит перед ним, постаревшая на два десятка лет, и кажется ему совсем чужой.
Теодор больше не испытывает к ней влечения. Теперь она – еще один призрак, еще одно сожаление в бесконечной цепочке себе подобных.
Элоиза, не замечая его помутневшего взгляда, качает головой. На висках ее белеет седина, отчего-то не замаскированная ни накладными прядями, ни краской для волос. Миссис Давернпорт с гордостью, должно быть, носит свой возраст, вот только сейчас, встретившись со своим прошлым в лице Теодора, смеется над ним.
Атлас думает, что понять женщин ему не поможет ни двухсотлетний опыт, ни ведьмовское проклятие, ни даже магия. Элоиза улыбается, прикасаясь пальцами, затянутыми в перчатку, к его плечу.
– Я уже и не думала, что мы свидимся. Я помню тебя уплывающим в Америку столько лет назад, что точной цифры уже и не назову… Не ты ли говорил, что останешься жить там и там же умрешь?
Теодор хмыкает, скрывая разочарование, и отвечает, не поворачивая головы:
– Как видишь, умереть посреди какого-нибудь захудалого штата у меня не получилось. А ты говорила, что никогда не выйдешь замуж и не заведешь детей.
– Да, говорила, – кивает Элоиза и вздыхает. – Дети так и не появились. Только еще одна тема для жалких разговоров ни о чем, когда мать наведывается к нам с мужем на чай.
– Миссис Вебер все еще жива? – усмехается он.
– Побойся Господа, Теодор! Живее всех живых!
– Отчего я не удивлен? Она всегда казалась мне боевой старушкой.
Элоиза смеется, прикрывая рот рукой с массивным кольцом, на камне которого выгравирован фамильный герб ее семьи. У Теодора в память об их встречах остались запонки с таким же отличительным знаком, которые молодая Элиз стащила из сундучка своей матери и вручила ему перед отплытием в Америку. Тогда они в самом деле считали, что больше не увидятся.
– Странным образом идет время, согласись? – заявляет она вдруг с прежней колкостью. Теодор смотрит на нее и едва заметно кивает. – Вот мы – случайно пересеклись и снова впали в воспоминания, тревожить которые я бы не стала ни под каким предлогом. Ты, как и прежде, вызываешь во мне странное желание ностальгировать.