Он присел на колени рядом, держа за ладонь, а я, не помня себя, наклонилась вперед и поцеловала его. Твердые губы, вкус мятной зубной пасты и запах мужского тела после душа пьянили, я схватила мужчину за плечи, чтобы не упасть, и почувствовала, как его язык проникает в мой рот. Внизу живота все затрепетало, а когда горячая мужская ладонь коснулась затылка, мягко массируя его, я протяжно застонала. Все мое естество требовало продолжения, и я подалась навстречу Антону еще сильнее, словно нуждаясь в его ласках.
— Стася, — вдруг остановился он, прекращая поцелуй и отодвигаясь назад. — Не надо.
— Но… почему? — не понимающее спросила я, чувствуя себя отвергнутой.
Объяснения не последовало, вихрем вылетев из комнаты, Антон поднялся по лестнице, оставив меня наедине с собой. Не веря в то, что он смог так поступить, я побрела в комнату, где свернулась на кровати, запрещая себе думать хоть о чем-то. Получалось с трудом, но ближе к рассвету я смогла уснуть.
На следующее утро я рассчитывала, что не застану его дома, как было все предыдущие дни. Но Антон сидел на кухне, с телефоном в руках, и что-то изучал с нахмуренным видом, даже не поднимая головы в мою сторону. Я налила горячий чай и села напротив, не пытаясь разрушить царившее молчание, а еще желая мелко напакостить в ответ. Буравя взглядом мужчину, я не выпускала чашку из ладоней, греясь ее теплом. Наконец, он не выдержал первым и заговорил, крутя в руках высокий стакан с соком:
— Стася, то, что было вчера вечером…
— Я поняла, Антон. Скажи просто, да или нет. Ты гей?
Вскинув на меня изумленный взгляд, он чуть не уронил стакан, закашлявшись:
— Что? Стася, твою мать! Какой еще гей! — я еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться и не подать вида, как вчера задела меня его выходка. — Еще никто ни разу не называла меня педерастом.
— Педераст — это тот, кто в шесть утра в воскресенье с дрелью долбит в твою стену. Геи — это когда мужчинка любит мужчинку.
— Анастасия! — буквально взвыл он. — Мне пофиг, кто кого долбит в шесть утра, я не гей!
— Тогда почему ты остановился?
— Я твоему отцу обещал, что буду тебя беречь, а не в постель тащить! Понятно?!
— Ну да, я так и поняла, — мило улыбнувшись, словно обещая, что буду хранить его секрет до старости, я встала.
— А ну стой! — схватив за руку, он поднялся и навис надо мной. — В какие чертовы игры ты решила поиграть со мной?
— Ты думаешь, только тебе все можно? Все по твоим же правилам.
— Да, мне можно! Я для тебя это делаю!
Мы стояли напротив друг друга, Антон тяжело дышал, словно еле сдерживая гнев, а я была рада, что довела его до проявления эмоций. Теперь, наконец, мне удалось разглядеть цвет его глаз — черные, зрачков почти не видно. Перевела взгляд на сжатые губы и… облизнула свои.