Зверски разболелась голова, словно острые раскалённые иглы врезались в лоб, виски, отдаваясь в челюсть. Я рылся в собственной памяти, как в старом хламе, пытаясь выудить информацию об этом человеке. И не мог.
Мужчина вдруг вскочил с места и, явно красуясь собой, легко впрыгнул на подиум рядом со мной.
— Поприветствуем нашего второго гостя! — истошно заорал ведущий. — Академик Красимир Золин! И его очаровательная супруга! Ольга!
Это был шок, ступор. Не знаю, как я выглядел со стороны. Но наверняка, как полный болван. Представить не мог ту перемену, которая приключилась с Золиным. С чего это вдруг он так помолодел?
— Ну что, Никитин, вижу, вы совсем не ожидали меня здесь увидеть? Правда? — академик пронзил меня таким ядовитым взглядом, что захотелось провалиться сквозь землю и больше никогда не видеть ни этой студии, ни академика с его потрясающе свежим цветом лица. На его фоне я выглядел как старый засохший кусок сыра.
Золин вальяжно развалился на диване, положив ногу на ногу. Также красуясь, распахнул пиджак, гордо продемонстрировал не только проступающие из-под белой рубашки хорошо развитые мышцы, но и модные молодёжные подтяжки, очень широкие, ярко-синие в белую полоску. Ольга присела рядом, и я поймал себя на мысли, что академик почему-то омолодил только себя, а вот жену оставил в том же возрасте. И теперь она выглядела, как видавшая виды мочалка на старой швабре.
— Ну что же, наверно, стоит продолжить разговор о долгих перелётах к звёздам? А, Никитин? — продолжил академик со снисходительной улыбкой. — Раньше продолжительность жизни человека ограничивалась 70-80, или максимум 100 годами. Но я, как видите, сумел повернуть время вспять. В свои 94 года я выгляжу… На сколько я выгляжу?
— Думаю, лет на 35, господин Золин, — на лице ведущего образовалась такая елейная улыбка, что меня чуть не стошнило.
Студия встретила овациями эти слова, и хотя я знал, что люди рукоплещут лишь по указке, кольнула зависть и обида. Интерес явно перешёл к академику. А я мог уже катиться куда подальше.
— Так вот. Ну, а ещё пара лет для моих исследований. И возможно — кто знает, я смогу открыть ген бессмертия. Ну, при наличии финансирования, конечно.
Это самое главное — деньги, деньги, деньги. Раньше меня поддерживал научный мир, и я по молодости и наивности думал, что учёные — романтики, им нравятся смелые идеи. На самом деле, я это понял лишь потом — им тоже хотелось получить свой кусок пирога. Но когда они поняли, что деньги идут лишь на мой проект, интерес ко мне угас, сменившись на зависть и глухое недовольство.