После всего поднялся Амосов и сказал, что, а вот ему доклад понравился. Чем он ему понравился, он не уточнил, но спросил меня, чем отличается дух и духовность, о которых я говорю, от пассионарности по Льву Гумилеву. Я тогда Л. Гумилева не читал и ничего про него не слыхал, несмотря на то, что он был изрядно популярен в соответствующих кругах. Но свою популярность он приобрел тогда, когда я был в Израиле, а по приезде я еще не успел пересечься с этой его популярностью. Ну, потом я познакомился с теорией Гумилева и понял, что Амосов ничего не понял в моем докладе, а его похвала была просто хорошей миной при плохой игре. Иначе он не мог бы задавать этот вопрос. Дело в том, что пассионарность и духовность – это не только не одно и то же, но это вещи скорее противоположные, чем схожие. Пример пассинарности – это агрессивность диких племен, а пример духовности – смирение глубоко верующих монахов. (Чтобы не было недоразумения, поясню, что духовность не обязательно связана с религией, может быть духовность и совсем другого плана. Ну а кого интересует более подробно, что я понимаю под духовностью, отсылаю к своим книгам: «Неорационализм» (часть 5-я, Место духа в рационалистическом мировоззрении) и «От Моисея до постмодернизма»).
После выступления Амосова дальнейшее обсуждение прошло уже в благостной атмосфере, хотя по существу эта заключительная часть, как и первая, и обсуждением не была, а так какие-то расплывчатые любезности, вместо нападок не по существу перед этим. А ведь тогда среди присутствовавших были настоящие ученые, известные мне по своим работам до того. Кроме Амосова и Малиновского там были Митропольский и Ивахненко. С книгой Боголюбова и Митропольского по теории нелинейных колебаний я был знаком еще по аспирантуре и восхищался ею. Я не сомневался (и не сомневаюсь и сейчас), что такие люди, как Митропольский и Ивахненко, не могли не понимать, что эконометрический подход Амосова к проблеме неверен. Кстати, эти двое и не выступали с нападками на меня, просто молчали. Поддержать меня против Амосова они не хотели, чтобы не обидеть его, а нападать на меня, зная, что я прав, не позволяла научная честность. Но эти два случая и другие подобные иллюстрируют хоть и печальное явление, но явление, о котором я уже тоже знал. Они демонстрируют, что академики и вообще ученые в наши дни способны покрывать или даже защищать от нападок извне своих ошибающихся или даже просто бездарных коллег, исходя из своих «бубновых» интересов: корпоративной чести, психологического комфорта в коллективе, отношений с начальством и т. д. Я даже писал об этом. Например, о том, как, когда Юля Тимошенко последний раз была премьером, она провозгласила необходимость реформы украинской науки в связи с ее низкой эффективностью. Это угрожало всякой научной бездари и посредственности. И тогда ученые по своей инициативе собрали всеукраинский съезд, который состоялся в филармонии. На нем выступали настоящие ученые и грудью защищали бездарных коллег из своих институтов и всей украинской науки в целом. Мол, смотрите, каких замечательных результатов добился лично я и моя лаборатория, а вы говорите о низкой эффективности украинской науки. А о том, что в соседних лабораториях его института и в других институтах просто зря проедают бюджетные деньги – ни гугу.