Под небывалой мощи ударами снопами валились французы.
— Русский дженерал заговорен от смерти! — испуганно шептали ветераны Наполеона. И их лошади со страхом пятились перед разъяренным великаном в разорванном мундире с золотыми эполетами.
Канониры молотили опешивших врагов кто чем мог. Вновь ударили русские пушки, неся смерть врагам.
...И уланы отступили, усеяв русскую позицию трупами людей и лошадей.
* * *
Над Бородином спустилась благодетельная ночь. Во французском стане вновь заговорили о русском генерале, похожем на непобедимого Голиафа.
На Бородинском поле французы потеряли пятьдесят восемь тысяч солдат и офицеров убитых и раненых. У наших потери были гораздо меньше — сорок четыре тысячи...
Бросив на землю попону с убитого коня, положив под голову громадный кулак, русский генерал спал... Над ним ярко мерцали крупные звезды августовского неба.
* * *
Наполеон был изгнан из пределов нашей родины. 9 мая
1813 года шел бой у Гросс-Гершена, где в 30-летнюю войну был убит император Густа в-Адольф. Французская артиллерия вела беспрерывный огонь по нашим позициям. Командир полуроты Иван Жиркевич
приказал канонирам укрыться во рву, пережидая губительную канонаду.
Сам Жиркевич перешел к правому фасу редента. Упершись спиной на земляной вал, он наблюдал за противником. И вдруг он узрел нечто такое, что заставило его протереть глаза: не видение ли перед ним?!
Спустя 34 года после описываемых событий Жиркевич вспоминал: «Вдруг вижу, с левого фланга едет шагом по линии генерал-майор Костенецкий, командовавший артиллерией гвардейского корпуса. Не доезжая сажень 50-ти до моего укрепления, он, вынув саблю из ножен, пустился ко мне галопом...»
Кругом свистели пули, с противным чавканьем то и дело падали в грязную после весеннего ливня землю. Костенецкий словно ничего этого не замечал. По его спокойствию можно было думать, что он в родовом имении совершает прогулку перед вечерним чаем. «Шагах в десяти от меня он проехал опять шагом... Я пошел к нему на встречу. В эту самую минуту между ним и мною упало французское ядро, дало рикошет и полетело далее. Лошадь Костенецкого уперлась и подалась несколько назад, а он, дуя ее кулаком по голове, хладнокровно мне говорит:
— Я было скакал, чтобы вас изрубить: я думал, что вы трусите! Но теперь прошу у вас извинения. Вижу, что вы бережете людей ваших. Это благородно! Пожалуйста, сами оставайтесь там, где и прежде стояли. (Это было все-таки опасное место от пуль и ядер противника). Очень хороший пример для прислуги вашей!»
И еще раз долбанув по голове робевшего коня, развернул его на месте, осадив удилами на задние ноги, спокойно поехал вдоль позиции...