Все ахнули, зааплодировали. Лукин проделал этот фокус еще несколько раз. Потом, взяв со стола еще не откупоренную бутылку шампанского за горлышко, стал одной рукой, перехватывая, поднимать ее, пока бутылка не встала на ладонь.
— Аж взмок! — с облегчением выдохнул Лукин.— Легче
лошадь на плечах пронести. Не верите? Ну кто попробует? . Казалось, возможности этого богатыря не имеют предела.
Спустя годы Лукин с удивлением и даже некоторым восторгом поведал Николаю Александровичу, как однажды коса нашла на камень — и его сила была бита другой, еще более богатырской.
Случилось вот что. Служил на флоте некий Тимашов. Однажды расшалившийся Лукин толкнул Тимашова. Тот ответил, да так, ибо обладал силою совершенно чудовищной, что Лукин неловко упал в узкую щель между переносной кафельной печкой на массивных чугунных ножках и стеной. Он не мог оттуда вылезти.
Ему на помощь пришел сам «обидчик». Он легко, словно пушинку, перенес в сторону многопудовую печь и поднял с пола Лукина.
— Не серчай на меня, милый Васенька. Позабыл я, что с моей глупой могутой не должно так толкать людей!— примирительно произнес Тимашов.— Нечаянно вышло. После одного случая, бывшего со мной несколько лет назад, я никогда нарочно силою не хвалюсь.
— Ну, брат, расскажи!— стал приставать к нему Лукин.— Что же это такое с тобой произошло?
— А то, что наша с тобою сила — пустяк, мочалка да лыко! Настоящую силу я видел только один раз в жизни, с той поры я и хожу скромный, вперед не вылезаю. Конфуз у меня вышел!
— Ну и что все-таки?
Тимашов почесал в затылке и начал говорить про свой «конфуз», но в голосе его звучало восхищение.
— На одной почтовой станции в Тверской губернии мне очень понравилась молодая бабешка: дородная, глазищи голубые с лукошко, коса льняная в полено, бюст — ах, и всё тут! Ну, всё при ней! Сроду таких не видал, хоть под венец приглашай. Да какой тут венец, когда ямщик смену перезапрягает, через несколько минут дальше гнать!
Расчувствовался я да говорю моей красавице:
— Полюби молодца, не пожалеешь!— да несколько так вольно, по-моряцки ее и приласкал. Что ты думаешь? «Приласкала» и она меня! Сгребла эта голубоглазая меня в охапку, оторвала от земли и так шмякнула об пол, что я подняться не мог.
Отдышался вроде, а красавица меня за руку подняла и ласково глядит своими глазищами:
— Да как тебя, молодец, любить, когда ты такой квелый? Мой Петруша против тебя куда проворнее!
— Ну, говорю, не видал твоего Петрушу, да с тобой, красавица, только на абордаж ходить. Все вражеские флота повергнем!
... Что была на русской земле это чудо-девица, сомневаться не приходится. Жаль только, что в истории не осталось о ней памяти более, чем в письмах Александра Бестужева.