В древнем гербе Бестужевых центральное место занимал золотой пятилистник на черном поле. В последнем поколении этого рода сей рисунок приобрел внезапное значение. Пять побегов дал бестужевский ствол, и весь этот пятилистник был растоптан в черном поле николаевской реакции.
Четверо Бестужевых по примеру старшего брата Николая были декабристами. Пятый не созрел для борьбы, но оказался достаточно заметен, чтобы пострадать вместе с братьями.
Из записных книжек Н. А. Бестужева: «Видали ль вы когда-нибудь дерево, поверженное громом? Листья осыпались, ветви разбросаны, пень обожжен, но еще тверд и стоит непоколебимо. Никто не полюбуется видом его, никто не придет под тень, и суеверный мимохожий, с трепетом указывая на него, говорит: «Гнев небесный покарал его». А вся его вина состояла в том, что оно возвысило маковку свою выше других».
Тело укрепить — дело нехитрое. Куда сложнее научиться управлять своими желаниями, подчинить стремления и порывы железной дисциплине.
Этим надо заниматься ежедневно, постоянно следя за собой, не давая повода расхлябанности и разгильдяйству. Закалив характер, подавив дурные и пустяковые желания, можно добиться любых успехов и на арене, и в жизни.
Петр Крылов
Майским свежим утром, когда, казалось, вся Москва пропиталась дивным запахом буйно цветущей во всех палисадниках сирени, у мясной лавки, что на Земляном валу, остановился мальчуган. В широко распахнутую дверь он с подозрительным любопытством наблюдал, как мясник, натужась, ставит на напольные весы двухпудовую гирю, взвешивая мясные туши.
— Тебе чего, гимназист?— спросил проходивший мимо приказчик, тщедушный длинновязый парень с прыщавым лицом под лакированным козырьком картуза. Мальчуган смущенно хмыкнул, поправил форменную фуражку и, конфузясь собственной храбрости, неопределенно помотал головой:
— Я бы... Если можно... хоть разочек...
— Чего тебе, синяя говядина?— уже строго прикрикнул приказчик.— Шел бы стороной, ишь болтаются тут! Гимназию прогуливаешь?
Мальчуган охотно кивнул головой:
— Прогуливаю! Скука там... Позвольте, дяденька, гирьку поднять.
Из лавки, привлеченный разговором, показался краснощекий мясник, добродушный увалень. Вытирая грязной тряпкой руки, он переспросил:
— Гирьку поднять хочешь? Двухфунтовую?—он пощупал под кительком мальчугана мышцы руки и уже с искренним удивлением добавил:
— А ты и впрямь здоров! Полпудика, поди, осилишь...
— Иди, карапуз, иди с Богом домой,— заторопился приказчик.— Мал еще гири подымать, пупок развяжется.
— Да пусть его потешится,— улыбнулся мясник, радуясь короткой передышке и предвкушая забавное зрелище.— Бери полпудовую — восемь килограмм!— И он вынес из лавки круглую, с небольшой ручкой, какой уж десяток лет служившую в лавке, гирю.