, «именем жизни, с которым я почитаю Аллаха каждым своим дыханием». Абдул Разак отличался легкой поступью и негромким голосом. Старый Музыкант видел, как он вышел с метлой из-под плетеной из ротанга крыши, аркой выгнувшейся над серединой лодки, собрал сети и снасти в угол у входа и начал подметать палубу.
Закончив, тям отставил щетку, ополоснулся водой из ведра и вернулся в каюту. Через несколько минут он появился оттуда, облаченный в широкую белую рубаху, клетчатый саронг и вышитую тюбетейку. За ним вереницей шли внуки – два мальчика и девочка, от четырех до восьми лет. Родители малышей уехали в другую провинцию в поисках стабильного заработка.
При звуках донесшегося издали призыва к молитве жена Разака удалилась под плетеную крышу. Там, в тесной каюте, она будет обращаться к своему богу, прося его милости и защиты. На носу лодки Абдул Разак опустился на колени и раскатал маленький квадратный коврик. Внуки копировали его движения, как маленькие тени. Рыбак-тям начал читать стихи из Корана на языке, которым не владел, обратив лицо к далекой Мекке, своему духовному началу, дому, которого ему никогда не увидеть, но все-таки дому, ибо вера в духовное единение даже с чем-то столь отдаленным и неведомым давала Абдулу Разаку причину жить.
Должно быть, дом, в элементарном и самом глубоком смысле, и есть суть любой веры как надежного причала для души, брошенной в открытое море. Старый Музыкант хотел и себе такой крепкой веры.
Призыв на молитву стал громче. Человеческий голос в его древней, таинственной музыке несся над водами Меконга. В этом месте река сужалась, и Старый Музыкант различал напев и рефрен, хотя слова оставались для него смутными. Призыв раздавался из Арей Ксатр, где, по словам Абдула Разака, кочевники-мусульмане, маленькой общиной жившие на берегу Меконга, соорудили временную мечеть из брезента и бамбуковых шестов, чтобы даже такие, как они, без земли и настоящих домов, могли прийти помолиться. Несмотря на скромную конструкцию, мечеть могла похвастаться двумя громкоговорителями, маленькой деревянной доской с указанием точного времени пяти дневных молитв и бронзовым полумесяцем со звездой, который имам всюду возил с собой, – единственный, по словам Разака, постоянный атрибут в их «кочующей мечети».
Отголоски пения заполнили все вокруг. Судя по солнцу, это был призыв на предзакатную молитву. Старый Музыкант оглядывал реку в надежде еще раз увидеть девочку на спине буйвола, слабый отзвук своей дочери, и удержать навсегда. Но траурное эхо души, резонировавшее по воде и небу, стремясь в заветную бесконечность как к своему источнику, казалось знаком свыше. Впрочем, мозг все воспринимает по-своему, порой видя скрытый смысл там, где его нет. На мгновенье Старому Музыканту показалось, что появление Разаков с их сампаном, ветер, рябивший поверхность воды и гнавший рябь к берегу, странная пористость вечера, отменявшая непреложность времени, – все сговорились отправить его обратно в ту ночь, которая так долго существовала в его памяти лишь беззвучным контуром, вроде отсутствующей ноты на