– Не знаю, как там получится, вернешься ты в Америку или останешься здесь, но знай, у тебя здесь есть дом и семья, которая тебя ждет.
Он повел рукой вокруг, показав и на землю Яйи. Тира сглотнула пересохшим горлом, не в силах выразить переполняющие ее эмоции.
«Я приехала сюда, ропща на судьбу из-за своих потерь, – начала она писать в своем дневнике. – Я злилась на эту землю, но она приняла меня, будто я никогда и не уезжала». Пять месяцев назад Тира прилетела в Камбоджу, уверенная, что пробудет здесь совсем недолго – закончит дела и улетит, потому что, как указывалось в бумагах, которые она заполняла на борту самолета, место ее постоянного проживания – Соединенные Штаты и гражданство у нее американское. Однако единственным предметом импорта у Тиры и всем, на что взглянули на иммиграционном контроле, было место ее рождения, и, как и всей диаспоре, прилетевшей на свою истерзанную родину, в американском паспорте Тиры проставили визу с отметкой «Постоянная».
«Я останусь…» Надолго ли, Тира сказать не могла. Чтобы лишиться дома, достаточно простого отъезда, одного перелета через границу, но чтобы обрести дом снова, может уйти целая жизнь. «Пока останусь… потому что ты – часть моего дома, ты и совместная жизнь, которую мы каждый день создаем с тобой и Ла, пытаясь сложить из кусочков нечто цельное». Ей хотелось, чтобы Нарунн это знал.
Что до внутреннего волнения, которое он заметил, – это был не страх оказаться в ловушке, а отпускание того, что томилось у Тиры внутри, как в клетке. Она не знает, как это теперь назвать. Оно перестало быть тем, чем было раньше, – болью, горем, отчаяньем. Оно по-прежнему окружает ее, как светящиеся на солнце пылинки, но уже не обладает тяжестью и плотностью, способными утянуть ее на дно, во внутренний мрак, как в первые дни после объяснения со Старым Музыкантом. Теперь оно двигалось заодно с ней, вставая, когда вставала Тира, и садясь, когда садилась она. Скорбь знания… Можно не тревожить мертвецов, предать забвению призраков, но это знание не успокоится. Услышанное станет частью ее самой, навсегда врезавшись в память. Наверное, думала Тира, так мы и существуем как народ, – с мучительным сознанием, что наша новейшая история – война, зверства, геноцид – не желает нас оставлять, порой сковывая, как цепь кандалов, а в другой раз окружая невесомым облаком, как пыль. Однако мы научились жить и с этим, каждый день делая свой маленький выбор – любить, давать приют, защищать, возрождаться, отстраиваться.
Заслышав дурашливые возгласы и балагурство, Тира оторвалась от дневника поглядеть, как мужчины из клана Яйи везут шесты, веревки, колья и брезент сооружать навес для сегодняшней церемонии. Нарунн подошел поздороваться. Ла подпрыгивала у него на плечах, с упоением размахивая музыкой ветра; планы повесить музыку были отложены. После бурного обмена приветствиями Нарунн жестом показал на середину участка, где будет стоять его будущий дом. Там и поставят навес, а под ним соорудят помост для монахов и разложат циновки для гостей. Всего через несколько часов почтенный Конг Оул с послушниками приедут благословить землю. Пропоют сутры, а потом Старый Музыкант обратится к духам, прося у них защиты, покровительства и прощения за вторжение в их удел.