малознакомого мужчины, в его объятьях, уступившую его постели, его желаниям – и себе.
Тира помнила свое изумление, когда в лагере беженцев Амара сказала – ей лучше назваться вдовой, потерявшей мужа во время голода или репрессий. Нехорошо, если люди узнают, что молодая незамужняя камбоджийка растит племянницу одна-одинешенька. Так не принято, объяснила Амара, точно забыв, что они вырвались из ада и у них только и есть, что одежда на себе, прикрыть кожу да кости. Зачем же взваливать себе на плечи мантию традиций разгромленной культуры? «Люди будут думать, что ты моя дочь, а раз так, пусть лучше считают, что ты зачата в законном браке, а не как-то иначе». Тира рассердилась – да кому какое дело! У них отняли родину, дом, семью – все самое важное пропало или погибло, так какая разница, что подумают другие, такие же побитые и обиженные жизнью? Ни Тире, ни Амаре не пришло в голову сказать правду – из всей семьи уцелели лишь они, чудом перебравшись через границу, потому что правда на тот момент уже не имела значения.
– Алло, алло… – напел Нарунн, постучав подушечкой пальца по кончику носа Тиры. – Леу бонг нийеай те оун? (Ты слышишь, как я звоню, дорогая?»)
Тира сразу узнала популярную песню Синна Сисамута и Рос Серейсотеа времен юности ее тетки. Там пелось о молодых любовниках, которые, по словам Амары, флиртовали по телефону.
– Ты все переврал, – сказала Тира Нарунну. – Это девушка ему звонит, а не наоборот. Ночью телефон звонит три раза, Синн берет трубку, и Рос начинает: «Алло, бонг…» – запела Тира, слыша электрогитару и клавишные.
– Я впечатлен. Ты действительно знаешь эту песню!
– Еще бы, – не удержавшись, похвасталась Тира. – Наизусть, каждое слово.
Долгое время музыка была ее единственной связью с Камбоджей. В старшей школе кхмерские рок-баллады довоенных десятилетий находили в душе Тиры живой отклик, в отличие от американской попсы, которой заслушивались ровесники и одноклассники.
Прикрыв глаза, Тира вдруг будто воочию увидела, как мать у кромки воды выпускает из бамбуковой клетушки воробья, а отец, стоя рядом с ней, держит в руке что-то похожее на конус, свернутый из листа банана. Тира зажмурилась сильнее, желая, чтобы они обернулись, дав ей разглядеть не только силуэты, но, как она ни старалась, родители так и стояли к ней спиной, почти вплотную друг к другу. «Интересно, а я где была в тот момент? Должно быть, с ними на берегу, раз помню эту сцену. Наверное, у них было прекрасное настроение при виде полета выпущенной на свободу птицы».
Тира притушила мысленный образ и спрятала туда, где он не пропадет. Наверное, это естественно – чем дольше она живет в стране, тем чаще вспоминается прошлое. Она должна научиться принимать всплывающие воспоминания и удерживать, пока не останется наедине с собой и сможет проанализировать увиденное, раздвинуть границы памяти. Девушка открыла глаза, вернувшись к Нарунну и непринужденному разговору.