Завидев велотакси, Тунь жестом подозвал его к себе.
– Мост Чрой Чангвар, – сказал он сидевшему за рулем поджарому подростку, выглядевшему таким же костлявым, как его драндулет.
– Да, сэр, спасибо, сэр! – рассыпался в благодарностях мальчишка, еще не набравшийся уверенности опытного водителя. Он вообще не был похож на горожанина.
Тунь видел, что мальчик слишком вежлив и у него чересчур мягкое обхождение для велотаксиста. В Пномпене его ровесников набирали служить в милицию в рамках патриотического призыва Бамреур Джиат – «Послужи народу»; соблазняя предлагаемыми на выбор М-1, М-16 или АК-47. Мобилизованных юнцов можно было видеть повсюду и в любой час, карабины болтались на руле велосипеда рядом со связкой учебников, когда мальчишки спешили из школы или из дома на круглосуточное дежурство – патрулировать город на предмет возможных «провокаций левых». Наверное, Туню не стоило заводить разговор с этим странным водителем, но ему хотелось хоть элементарного общения. Когда они уже отъехали порядочно, Тунь, чувствуя, что можно не опасаться, спросил:
– Откуда ты?
– Из Банаама, сэр.
Тунь повернулся и пристально поглядел на него:
– Из Банаама возле Ник Лоунга?
– Да, сэр.
– Когда ты пришел в Пномпень?
– На другой день после бомбежки Ник Лоунга. Мать заставила меня уйти, боялась, что мы станем следующими. Хотя сама осталась дома.
Тунь промолчал. Еще одна оторванная от родных корней судьба, еще одна разбитая семья.
– Ты и в Банааме водил велотакси?
– Нет, сэр. Мама истратила на него все свои сбережения, чтобы я как-то зарабатывал на жизнь. Когда я скоплю достаточно, то перевезу ее сюда… – Его голос стал тише и безнадежнее. – Но здесь все за деньги, даже чили и лимонное сорго. В деревне мы просто обмениваемся с соседями специями, овощами, фруктами, а здесь я живу на одном рисе с солью. В хороший день позволяю себе немного прахока[12]…
На углу набережной Сисовата, перед самым мостом, Тунь слез и выгреб из карманов несколько банкнот, которые взял с собой, – основные сбережения он оставил Ом Паан. Он протянул деньги мальчишке, который не решался их взять, ошеломленный щедростью незнакомца, экстравагантным жестом во времена всеобщего обнищания. Тунь силком сунул ему деньги в руки.
– Спасибо, сэр, – пробормотал юнец. – Спасибо.
Тунь огляделся. Здесь было еще более людно, несмотря на ночной час. В густом гуле голосов и шума трудно было отличить один звук от другого. Справа, в нескольких шагах, Тонлесап лениво плескался о берег, навевая на неспящих апатию, слабость, рассеянность. Массивные бетонные развалины моста Чрой Чангвар тонули в ночном мраке: в прошлом году инсургентам удалось заложить бомбы и разрушить три пролета. Теперь опоры торчали из воды щербатым оскалом. Паром снова стал единственным средством переправы.