идеи?
– Решение было очевидным.
– Рози когда-нибудь говорила о покупке телевизора?
– Возможно. Но ее аргументация была слабой. Ты полагаешь, что наш брак находится под угрозой из-за отсутствия телевизора? Если так, то я могу…
– Я подозреваю, что причины лежат несколько глубже. Но если ты хочешь услышать конкретный ответ на вопрос «Что я сделал не так?», то вот он: УЗИ. Ты должен был пойти вместе с ней. С этого момента Рози всерьез задумалась, действительно ли ты хочешь быть отцом. Не о том, можешь ли ты, это отдельный вопрос, а есть ли у тебя хотя бы заинтересованность.
– Почему ты так уверен?
– Я руковожу факультетом психологии, ты поделился со мной своими сомнениями, о которых Рози наверняка знает, а в ее собственной биографии была проблема с отцом.
– Эту проблему уже решили.
– Дон, проблемы, возникшие в детстве, не решаются никогда. Иначе психотерапевты умерли бы с голоду.
– А если ты ошибаешься и никакой проблемы не существует? Наоборот, я создам проблему, если начну реагировать на выдумки. Так же как человек спотыкается, когда думает, что впереди ступенька, а ее там не оказывается.
Джин поднялся, подошел к двери своего кабинета, выглянул в коридор, вернулся.
– Сомелье говорят: «Один взгляд на этикетку дает столько же, сколько двадцать лет опыта».
– Ты выражаешься туманно.
– Рози говорила со мной. Она сказала, что вы переживаете трудный период и она не уверена, хочешь ли ты быть отцом.
– Она обнародовала информацию о состоянии нашего брака? По собственной инициативе?
– Я ее спросил. Собственно, Стефан навел меня на некоторые размышления.
Стефан! Значит, теперь Рози делится важнейшими сведениями с ним, а не с тем, кому они по-настоящему нужны.
Хотя я получил информацию из третьих рук, что подвергало сомнению ее точность, указание Джина на УЗИ-просчет было крайне полезным. Благодаря ему я мог стать более умелым будущим отцом и одновременно продемонстрировать Рози свою заинтересованность.
Джин посоветовал мне присутствовать при процедуре, заранее разобравшись в деталях и возможных последствиях. К счастью, у меня появился шанс все исправить. Рози согласовала точную дату второй сонограммы: двадцать две недели, ноль дней, ноль часов с момента номинального начала беременности, которое, как было установлено на первом обследовании, пришлось на понедельник, двадцатое мая. Я вычислил дату – 21 октября – и заложил на это мероприятие весь день. На этот раз я буду готов.
Я проштудировал Книгу в поисках других предстоящих событий, чреватых ошибкой или ее блестящим исправлением, и пришел к выводу, что остались только роды. Сходство с сонограммой бросалось в глаза.