А за несколько кварталов отсюда – разруха, постоянный ужас и смрад. Вот где диалектика жизни предстает во всей красе. Как в одном городе могут существовать два мира? Это не эфемерная загадка «русской души», а вполне ощутимая реальность. Ее можно пощупать, увидеть, даже попробовать на вкус, если смелости хватит…
Калачев поймал себя на том, что уже начал в голове составлять текст для подводки, и хмыкнул. Все-таки сказываются годы непрерывной тренировки. Профессиональная деформация прирожденного журналиста. В душе колыхнулась гордость за собственную профпригодность. А также и за бесстрашие. Он же не побоялся, приехал в Дамаск делать репортаж! И не важно, что не по собственному желанию, – теперь-то он здесь. После возвращения домой уже ни одна сволочь не сможет его обвинить в трусости и корысти. Головой ради материала рисковал? Рисковал. Так что всем заткнуться, смирно и смотреть с почтением!
Давайте, Гаяде-ханум, или как вас там, не подкачайте. Пусть интервью заставит трепетать черствые и заплывшие жиром сердца обывателей. Надо, чтобы материал получился огонь. Тогда никому не будет дела до прошлых провинностей журналиста. Как там говорится? Победителей не судят. Вот, это нам и нужно.
Внезапно в мысли Александра ворвался голос Аладдина:
– …пройдете между большими круглыми башнями. Такой вход был во дворце Каср аль-Хейр аль-Гарби. Это конструк… реконструкция.
От самого-то дворца одни руины остались. Но в музее есть его макет.
Калачев посмотрел туда, куда указывал палец мальчика. Никаких башен он не увидел – лишь высокую стену с узкими, как бойницы, окошками. Между дорогой и стеной высилась железная ограда.
Древности никогда не привлекали Александра. Какой смысл в старых черепках и обломках камня? Что в них интересного? Даже когда они с Татьяной выезжали за границу, журналист старался откосить от походов в музеи. Прокатывало, конечно, не всегда, но привить ему любовь к «наследию предков» так и не вышло. Из всех мавзолеев и пирамид Калачеву запомнился только ресторан на барже у одного из причалов Большого канала в Венеции. В ресторане проводились дегустации блюд семнадцатого века. Ну и вин, само собой разумеется. Эх, давно это было, будто в другой жизни…
Машина повернула, и Джефф затормозил перед невысокими коваными воротами. Над ними красовалась вывеска с арабской вязью и надписью латиницей: Museе National. За воротами виднелись небольшая лестница, какие-то фиолетовые цветы, буйно зеленеющие деревья, статуя. В общем, всё, как и в тысячах других музеев.
«Хотя Таня, наверное, не согласилась бы», – с неожиданной для себя грустью подумал Александр. Тьфу ты! С чего вдруг вспомнилась эта психованная душегубка?!