– Обязательно, – согласилась Катя. – А что ж они ездить-то перестали, надоело или случилось что?
– А беседка какая, и яблони голландские, и качели за домом висели. Лучшая дача в поселке была, и у генералов таких нет, – Тамара Яковлевна погрузилась в приятные воспоминания, прижимая к груди, как спасательный круг, толстого рыжего кота. – Гости у них бывали, молодежь, танцы, я сама ходила… И работали тоже, не белоручки – огурцов по десять кило снимали, все чистенько, все прибрано…
– И такую хорошую дачу забросили?
Юки удивилась про себя: какая Катя упорная, оказывается, и даже хитрая.
– Вот и я говорила – что ж бросать, столько вложено! Опостылело им. Это уж после того, как с Зоечкой несчастье случилось. Слышали наверное, да? Ужас, ужас, такое несчастье…
– Вроде там мать младенца убила?
Тамара Яковлевна, к неудовольствию кошек, резко приподнялась, рубанула воздух рукой:
– Не убивала она, нечего сплетням верить! Не знают, а судят, бессовестные!
– Да я нет, я просто…
– Не убивала! Приспала Зоечка дочку, во сне случайно задавила. А после умом тронулась. Похоронила прямо на участке, а потом в милицию – я, мол, убила…
– А вы откуда знаете, что это она случайно? – не выдержала Юки и получила от Кати локтем в бок.
Тамара Яковлевна прищурила мерцающие по-кошачьи глаза:
– А я, милая, все знаю… Признали Зоечку невменяемой, положили в лечебницу, да и с концами, царствие небесное. А вот девочку не нашли, милиция приезжала, весь участок изрыла, а трупика и нет. Может, искали плохо, ленились, сами знаете, дождешься от них… Только Нюра, бабушка твоя, мне рассказывала, что племянница к ней во сне ходит. Растет, говорила, потихонечку, совсем ведь кроха была…
– Ногами ходит?
Тамара Яковлевна удивленно приподняла брови, а Катя опять толкнула Юки в бок.
– Девочка эта… она ведь… она ведь инвалидом была, да?
– Это кто тебе глупость такую сказал? Чудесная была девочка, совершенно здоровая.
Когда Катя провожала Юки до дома, было уже совсем поздно. Юки молчала, переваривая историю Зоечки, несчастной бабушкиной сестры, о которой она раньше никогда не слышала. Катя толкнула калитку, Юки увидела свой участок и с необыкновенной отчетливостью вспомнила все и сразу: шлепающие по полу детские ладошки, безвыходную кладовку в чужом и страшном доме, кружевной сверток, синий байковый халат… Она вцепилась в Катину руку и запричитала: нельзя здесь ночевать, нельзя, кто его знает, угомонилась эта… эта штука или нет, может, она снова придет, может, они не там закопали сережку, или ей еще что-нибудь не понравилось…
– Утихни, – сказала Катя и потянула Юки за собой, во флигель.