Но управляющему приходилось быть осторожным: для Клеменса слишком высокое мнение о себе было вредно не менее, чем для любого другого заключенного. Так что, когда они встречались, оба осторожно сплетали глаголы и вальсировали словами с изяществом гремучих змей. Клеменс постоянно натягивал полог независимости, а Эндрюс сдергивал его вновь и вновь.
Над чашкой медика наклонился носик чайника, полился чай.
– Сахар?
– Спасибо, – кивнул Клеменс. Управляющий передал пластиковый контейнер и смотрел, как гость зачерпывает ложкой белые гранулы.
– Молоко?
– Да, пожалуйста.
Эндрюс передвинул по столу жестянку и наклонился вперед, пока Клеменс разбавлял густо-черную жидкость в своей чашке.
– Послушай меня, кусок дерьма, – управляющий заговорил, словно старший брат. – Обманешь меня еще раз, и я тебя на две половинки разделаю.
Медик отставил молоко в сторону, взял свой чай и молча начал его размешивать. В мертвой тишине, что повисла над столом, методичное звяканье ложки о стенки керамической чашки казалось столь же громким и размеренным, как удары молота по наковальне.
– Не уверен, что понимаю вас, – сказал он наконец.
Эндрюс откинулся на спинку стула, буравя взглядом своего гостя.
– В семь ноль-ноль я получил от Сети ответ на мой рапорт. Могу отметить, что, насколько мне известно, в истории данного комплекса это первая передача с приоритетом такой важности. Даже когда на Фиорине шли шахтерские работы и функционировал очистной завод, ей не оказывали такой чести. Ты знаешь почему?
Клеменс отхлебнул чай.
– Связь со срочным приоритетом должна преодолевать подпространство, чтобы исключить разницу во времени. Это дорого.
Эндрюс кивнул.
– Мы с тобой столько денег и не увидим никогда.
– Так, а я вам чем не угодил?
– Эта женщина, – Эндрюс явно испытывал затруднения. – Они хотят, чтобы за ней присматривали. Не более. Они очень ясно дали понять, что она представляет собой чрезвычайную важность. На деле передача показала, что всю нашу деятельность тут может поглотить черная дыра, если мы не позаботимся, чтобы женщина была жива и в добром здравии к тому времени, как прибудет команда спасателей.
– Почему?
– Я надеялся, что ты можешь мне это сказать, – управляющий внимательно на него смотрел.
Клеменс аккуратно поставил пустую чашку на стол.
– Вижу, настало время быть с вами предельно откровенным, сэр.
Эндрюс с энтузиазмом подался вперед.
Медик улыбнулся, извиняясь:
– Я ни черта не знаю.
Повисла пауза, и лицо Эндрюса помрачнело.
– Я рад, что ты находишь это забавным, Клеменс. Мне нравится, что тебя это развлекает. Хотел бы я сказать то же самое о себе. Ты знаешь, что делают подобные переговоры?