– Ты не сойдешь с ума, Бишоп. Ты слишком упрям для этого.
– Так ли? Я упрям в границах моего тела и моей программы. Первое исчезло, второе быстро гаснет. Я бы лучше остался связным воспоминанием, а не выхолощенной реальностью. Я устал. Все ускользает. Окажи мне услугу – отключи! Да, меня можно восстановить, установить в новое тело, но почти невозможно избежать необратимого повреждения личности. Я никогда не стану снова цельным. И предпочел бы обойтись без восстановления. Ты понимаешь, что это означает: ожидать лишь того, что станешь меньшим, чем был? Спасибо, но нет. Я лучше совсем прекращу быть.
Рипли помедлила.
– Ты уверен?
– Сделай это для меня, Рипли. Ты мне задолжала.
– Я ничего тебе не должна, Бишоп. Ты – просто машина.
– Я спас тебя и девочку на Ахероне. Сделай это… как мой друг.
Рипли неохотно кивнула. Глаз в последний раз подмигнул и мирно закрылся. Когда Рипли вытащила провода, не было никакой реакции – ни сокращений мышц, ни подергиваний. И голова снова неподвижно лежала на рабочем столе.
– Прости, Бишоп, но ты – как старый калькулятор, привычный и удобный. Если тебя можно восстановить, я за этим прослежу. Если нет… что ж, спи с миром там, куда уходят андроиды, и постарайся не видеть снов. Если все получится, я к тебе еще вернусь.
Она подняла взгляд и обнаружила, что смотрит на одинокую голограмму, украшавшую дальнюю стену. Маленький домик с соломенной крышей устроился среди зеленых деревьев и живых изгородей. Перед домиком струился зелено-голубой ручей, а в небе скользили облака. Пока она смотрела, небо потемнело, и над домиком разлился яркий закат.
Рипли вслепую шарила по столу, пока не нащупала клещи. Инструмент, запущенный изо всех сил, разогнанный криком, в котором звучали ярость и боль, с приятным уху звуком расколол невозможно пасторальную картинку на сияющие осколки.
Большая часть крови на куртке и лице Голика засохла вязкой клейкой массой, но капли все равно падали на стол в столовой. Он ел тихо, ложка за ложкой подбирая хрустящие хлопья. Только один раз Голик сделал паузу, чтобы добавить сахара. Он смотрел прямо в блюдо, но не видел его. То, что он видел сейчас, было его личным видением, проникшим до мозга костей.
Сегодняшний повар, которого звали Эрик, вошел, неся стопку тарелок. Посмотрев на первый столик, он увидел Голика и остановился. Уставился на него, всплеснув руками… К счастью, тарелки оказались небьющимися – на Фиорине сложно было бы достать новые.
– Голик? – наконец прошептал Эрик.
Заключенный, сидевший за столом, продолжал есть, не глядя на него.