Избранное (Ягодинцева) - страница 30

Я видела странника. Тяжкую ношу неся,
Он шёл издалёка. Одежда казалась седою.
Спустившись к реке, он умылся свинцовой водою,
И что он увидел – нам даже представить нельзя.
Река молчалива. В сырую весеннюю смуть
Она не бурлит, напоённая светом и снегом.
То солнце, то месяц её выбирают ночлегом,
А город всё чаще и чаще не может заснуть.

«От невесомого креста…»

От невесомого креста
Над древним куполом зелёным
Разбуженная пустота
Плывёт ко мне калёным звоном,
И тянут руки у ворот,
Благословления гнусавя,
И, прожигая чёрный лёд,
Проходит девочка босая –
Несёт янтарную свечу
Из переполненного храма,
И я откликнуться хочу,
Но сердце замирает: рано…
Она идёт между калек
В своей таинственной заботе,
И гасит милосердный снег
Её горящие лохмотья.

«Знать, из горького опыта…»

Знать, из горького опыта
Не выходит хорошего:
Что не продано – пропито,
Что не пропито – брошено.
Что не взято – отравлено,
У потомков украдено…
Если сказано правильно,
Ты прости меня, Родина…

«Всё снег да снег! Уж более недели…»

Всё снег да снег! Уж более недели
Я царствую на высоте метели,
Пеку душистый хлеб, кормлю детей,
А погляжу в окно – метель, метель…
Как будто нет свидетелей у века.
Как будто боль восходит в царство снега
И ниспадает белой пеленой,
Беспамятно оплаканная мной.
Как будто всё, что радостью казалось,
Когда стекла ладонями касалось,
Пересекая смутную черту,
Неслышно опадает в темноту.
Оставьте век наедине с метелью!
Бессмертный снег поёт над колыбелью.
Весна, от неба землю отделя,
Увидит: это новая земля.

«На том берегу Юрюзани…»

На том берегу Юрюзани,
Словно уже на небе,
Избы стоят высоко.
Мостиком в три дощечки,
Тропкой по косогору –
Разве туда взберёшься?
Речка бежит и плачет
К морю, как будто к маме –
Сбиты её коленки.
Платьице пенит ветер,
Выгоревшие прядки
К мокрым щекам прилипли.
Смотришь так отрешённо,
Словно душа узнала,
Куда ей потом вернуться.

«Ива как люстра сияет усталому небу предместья…»

Ива как люстра сияет усталому небу предместья,
И мотыльками слетается в ласковый свет малышня,
И запоздалое, горькое чувство обиды и мести
Медленно-медленно, но покидает меня.
Богу, наверно, виднее, пока эта люстра сияет
Зеленью, золотом, нежностью или сырой пустотой:
Он в октябре осторожно летучее пламя снимает,
Чтобы себя не обжечь и её не нарушить покой.
Он озабочен, наверно, цветными её мотыльками –
Всё бы огонь им разглядывать, смуглые лапки тянуть…
Он иногда раздвигает ветвистую крону руками,
Чтобы на них беспокойно и нежно поближе взглянуть.
Что ж, заводская общага, по-чёрному пьющая пойло,
В слабые жилы вонзающая пыточную иглу, –
Плачь, но живи, если Бог полагает, что стоило