Избранное (Ягодинцева) - страница 37

Бросаются только тени, а наша дорога – дальше.
Забытые города выходят из-под земли,
Становятся прахом сны и в землю уходят страны.
Оглядываться нельзя – не все мосты сожжены,
Но даты рожденья стёрты ладонями океана.

«Всё пройдёт – и проходит! – прохожему надо спешить…»

Всё пройдёт – и проходит! – прохожему надо спешить.
Вот последний трамвай.
Лепестками и бабочками мельтешит
Наш неласковый май.
Поцелуй на прощанье – доверчивый детский секрет
В суете суеты.
Я навек остаюсь у витрины плохих сигарет,
У железной черты.
Нас не пеплом заносит, а пепельной майской пыльцой,
Сладковатой на вкус.
Всё пройдёт – и проходит! – но истины этой простой
Я уже не боюсь.

Посвящение

В сумрачных залах библиотек
Кружится, кружится вечный снег.
Здесь проступает вечерний свет
Сквозь сновиденья и миражи,
Здесь оживает то, чего нет –
Горькая истина всякой лжи.
Слугою, преданным королю,
Арфой эоловой на ветру
Каждое слово кричит: люблю!
Каждое слово кричит: умру!
О да, я знаю, исхода нет,
Но вижу: над стаей наших судеб
Кружится, кружится вечный снег,
Крошится, крошится вечный хлеб.

«Однажды в горы уходят последний раз…»

Г. П.

Однажды в горы уходят последний раз,
Чтобы вернуться в город и жить как все.
Идут к вершине, не поднимая глаз
В солёной росе.
Обычно в такую дорогу берут детей,
Словно передавая вечную страсть.
Дабы, живя в зелёных долинах, те
Знали: можно взлететь, а можно – упасть.
У каждой вершины есть имя. Она одна.
У каждой вершины – каменных толщ оплот.
Под каждой вершиной – дремучая глубина
Болот.
Когда наступает час возвращаться вниз,
Час, не обманувший тебя, – тогда
Дети кричат и смеются: отныне в них
Бьёт крыльями высота.

«Пасхальный сухарик, посыпанный сахарной крошкой…»

Пасхальный сухарик, посыпанный сахарной крошкой,
Растаял во рту…
О, как соблазнительно боязно хоть понарошку
Взглянуть за черту,
Где небо сливается с небом, и сливочный запах,
И вербная пыль…
И самых любимых не вспомнишь, и самых-пресамых
Ты тоже забыл…
Там свечка горела, икона в тяжёлом окладе
Стояла за ней.
И дед белокурые волосы бережно гладил:
Не бойся огней!
Там бабка кормила блинами, гадала на картах,
Вязала носки…
И взрослое время на бурных своих перекатах
Сжимало виски.
Ты вырос, хранимый скупою крестьянской заботой,
Но праздник не скуп:
Пасхальный сухарик со сладкой своей позолотой
Раскрошен у губ.
И благовест сердце качает, как будто младенца,
И сердце молчит,
И чьи-то глаза всё пытаются в небо вглядеться
Сквозь пламя свечи.
За памятью память, за волнами тёмные волны –
Вселенский прибой.
И любишь невольно, и всё забываешь невольно,
И небо с тобой.

«…И кровь моя бежит по двум кругам…»