Никаких принцесс (Сакрытина) - страница 29

Придворный маг ещё молод — для мага, я имею в виду. Или я просто жертва стереотипа, что придворные маги все, как Мерлин, старики? Этому волшебнику на вид лет тридцать и всё равно очень забавно выглядит, когда он кланяется маленькому юному Ромиону и взволнованно интересуется, что происходит.

— Сделай с ней что-нибудь! — вместо ответа выдыхает Ромион, неприлично указывая на меня пальцем.

Маг встречается со мной взглядом и бледнеет, как будто я не девушка, а какой-то… волколак! И только что съела его бабушку.

— Ваше Величество, может быть, вы просто вывезете её за пределы Сиерны…

Я давлюсь воздухом. Этот колдун, что, только что вежливо предложил Ромиону выкинуть меня за границу его страны?

Ромион вздыхает ещё горше.

— Я не могу, это наследница Зачарованных Садов, — «а то бы выкинул» невысказанное повисает в воздухе.

— Да я сама уйду! — обиженно восклицаю я и, подхватив мишку, пытаюсь выбраться из кареты, но Ромион с магом встают в проходе грудью.

— Виола, не смей!

— Ваше Высочество, подождите, прошу вас… Минутку… Ещё немного, — колдун чарует, я с подозрением за ним слежу… Но в лягушку вроде не превращаюсь. Зато Ромион вдруг выдыхает, как будто снял с себя всю тяжесть мира.

— Звёзды…

— Я запечатал… Её Высочество… — задыхаясь, как после пробежки, говорит придворный маг.

— Надолго? — с надеждой интересуется Ромион, но маг качает головой.

— Часа на три, не больше.

— Я сейчас же вызываю королеву Садов! — бледнеет Ромион.

— Эй, а может, мне кто-нибудь объяснит, что происходит?

Но Ромион себе не изменяет. Он торопливо отдаёт приказы, сдаёт меня с рук на руки армии горничных, которые несут меня в то, что здесь называется «гостевыми апартаментами», а по сути — дом в доме, в смысле, во дворце. Одна купальня чего стоит!

Где-то на периферии маячит придворный маг, но больше никаких мужчин — только горничные. Уносят моего Самсона, снимают с меня пижаму, облачают в утреннее платье, пытаются прибрать мои волосы… И когда терпеть это у меня сил больше нет, дурдом, наконец, прекращается — с приходом мамы.

Она вплывает в купальню, точно на облаке — из летних терпких ароматов. Розой всегда пахнет моя сестра, фиалкой, если верить Дамиану, — я, а вот мама — это всегда цветочная смесь, терпкая и требовательная. В детстве я представляла, что это золотая пыльца вокруг мамы — облаком. И до сих пор мне так кажется — неудивительно, ведь мама теперь носит всё золотое. Я не знаю названия ткани, из которой сшито её платье, но это что-то цветочное. В смысле, если взять лепесток той же розы и приложить к маминому платью да покрасить в золотой, будет не отличить от той ткани.