Дочери аптекаря Кима (Пак Кённи) - страница 195

— А суп?!

Женщина растерянно схватилась за суп.

— Сколько человек опять погибло!

— Будет же чем поживиться осьминогам и моллюскам.

— А ныряльщикам работы прибавится.

— В прошлом году ведь на том же месте корабль потонул. Когда выловили тела, и не описать, что с ними стало… Они были похожи на сгнившую рыбу, и глаз не осталось.

— Рыба власоглав любит глазами полакомиться.

— На утопленников в первую очередь нападают осьминоги и морские ушки. Морские ушки проникают через анальное отверстие и выедают все изнутри, осьминоги же съедают глаза, остальное мясо доклевывает рыба. Осьминог и на живых может напасть. Когда живой человек оказывается под водой, осьминог прежде всего своими щупальцами перекрывает нос, а потом разрывает человека на части.

— Ай-гу, как страшно! Хватит вам за столом такие противные вещи говорить!

— Но знайте, что эти чудовища, которые питаются человеческим мясом, очень вкусны и питательны.

Женщину передернуло.

— Жуть какая! Вы только представьте себе, как боролись за жизнь упавшие в море! Лучше б было им умереть мгновенной смертью. Ай-гу! Бедные, несчастные!

— Как такое услышишь, хочется радоваться и благодарить судьбу, что сам еще жив и здоров.

Мужики, обговорив все отвратительные подробности, встали из-за стола с испорченным настроением, отряхнули одежду и вышли. Гиду сидел молча, облокотившись о стол, и не переставая курил. Когда мужики вышли, он протянул свой стакан:

— Еще!

— Ай-гу! Хватит вам уже! На голодный желудок-то…

— Не твое дело! Наливай!

— Вчера пили, пили, ночью не давали мне спать, а с утра опять выпивка, да еще до завтрака! — отвела взгляд женщина.

— Ты кто такая? Ты что, моя верная жена, что ли? Как ты смеешь меня попрекать? Я пью, а ты зарабатываешь. Что тебе еще надо-то?

Раскрасневшийся от водки, Гиду возвратился домой.

— Вернулась? — просверлив отца налитыми кровью глазами, спросил Гиду.

— Нет, не вернулась.

— Да где ее только черт носит?

Гиду вошел в пустую комнату, распластался на полу и заснул. Проснулся оттого, что кто-то стучал в его дверь. Он открыл глаза, дело уже шло к обеду.

— Телеграмма!

Старик вышел, шаркая по земле ботинками.

— Гиду! Телеграмма из Пусана!

Гиду медленно встал и вскрыл конверт.

«Мать Ёнхи была на «Санганхо». Сообщите, жива ли. Ким».

Лицо Гиду побелело, как лист бумаги.

— Что? Что с тобой? — Лицо старика побелело вслед за сыном.

— У-умерла, — Гиду свалился с ног и, стуча кулаками об пол, завопил.

Старик Со перехватил у него телеграмму и прочитал. На секунду по его лицу пробежало облегчение. Смерть Ёнок навеки погребла его постыдный поступок. Но в следующее мгновение страшные угрызения совести стали съедать его, и на лбу старика проступили вены.