Утро выдалось — на удивленье! Ночью умудрился проморосить дождик, все промыл, очистил воздух, а к восходу на небе не осталось ни одного облака, и над крышами умытых домов еще не затянутая дымом вместе с наступающим днем бледнела и подымалась синяя бездонь. Где-то в стороне Московского вокзала вставало солнце, и на чистый сырой асфальт проспекта ложились длинные тени домов. Всюду спешили люди, сосредоточенные в своих ежедневных заботах, довольные радостным началом дня.
Пашка никогда так рано не вставал, обычно просыпая и опаздывая на первый урок. Ему больше нравились надежные сумерки, вечерние огни на улицах, пронзительные свисты во дворах, а утро… оно всегда приносило ему одни заботы, голод, разные неприятности за прошедший вечер. Но это утро было необыкновенным, и он понял: это было его, Пашкино, утро. Все в этот ранний час было, казалось, для него: емкие троллейбусы, старательные автобусы, работящие, по-утреннему частые трамваи — все было для рабочего человека, которым старался представить себя Пашка. Он с достоинством шел в своих парусиновых штанах и в той же, что была на нем вчера, синей рубахе, а от его только что вымытой под краном клокастой головы исходил стойкий запах хозяйственного мыла.
«А погодка ничего… — повел он губой к солнышку. — Только фраерам гулять!»
Он на ходу прыгнул на переднюю площадку трамвая, но туда неожиданно пробилась кондукторша, и Пашка тотчас сменил площадку, свистнув, чтобы висевшие на второй потеснились. На Обводном, у фабрики Анисимова, вышло много народа, и кондукторше стало просторнее наводить порядок. Она опросила всех подозрительных, а Пашке, остававшемуся на подножке, двинула солдатским ботинком в бок.
— А ну, проваливай, шпана!
— Ты потише! — огрызнулся он и схватился за ее сумку с деньгами.
— Не хватай!
— А я держусь! — оскалился Пашка. — А то упаду, убьюсь — тебе же отвечать придется.
— Отдай! — вырвала кондукторша сумку. — Убьется он! Такие и с поездов прыгать мастера!
К Московскому Пашка дотянул на другом трамвае.
Он выбрался из привокзальной толчеи, увидел огромные буквы «Ресторан» и смело направился под арку. Вошел. В небольшом мрачном дворе осмотрелся. Кругом подымались стены домов и, казалось, хранили здесь старую, еще петербургскую тишину. Не было даже мух, поскольку солнце не заглядывало сюда, наверно, больше ста лет, и только след грузовика напоминал, что жизнь кипит и в этом углу. Между штабелями пустых ящиков и пахучих бочек чернела настежь открытая дверь, а оттуда, из глубины помещения, доносились голоса и мелькали люди в белом.