А разговоры! Там каждое слово дядьки, сказанное неторопливо, серьезно, западает в самую душу. Он говорит с Лехой, как с равным, и на многочисленные вопросы племянника отвечает основательно, подумав. После ужина ложатся спать до того самого часа, когда знакомые звезды отойдут куда-то в сторону, а на востоке робко замлеет светлынь. Покрываются Лехиной фуфайкой, а вниз, на ветки, стелют знаменитую дядькину кожанку. Он купил ее у демобилизованного летчика, когда мечтал стать шофером. Мечта эта была большая. Он приобрел нужные книги да при случае еще подучивался у знакомых шоферов, но на комиссии вдруг выяснилось, что глаза у дядьки, отлично видевшие и вдаль и вблизь, плохо разбирают цвет — дальтоник… Не меньше самого факта обидело дядьку это слово — ненормальное какое-то: дальтоник. Так и не легли шоферские права во внутренний карман этой куртки, но носил ее дядька и берег ее, как свою самую заветную мечту, которой так и не суждено было сбыться.
— Ты чего не идешь? — прищурился дядька против лампочки, заметив, что племянник стоит на лестнице.
— Да так… — очнулся Леха от своих воспоминаний.
— Захвати кожанку! Она, ты знаешь, отдельно висит. Да не шастай, говорю, шибко-то, пусть там спят.
Леха без труда добрался в темноте до оконца, потрогал кринки и взял нецелую — самую легкую. Выпил молоко одним духом и на цыпочках прошел в кухню. Дверь была неплотно прикрыта, поскольку в доме было жарко спать: от протопленной русской печи тянуло теплом, еще лишним в августе. Не зажигая света, Леха прошел до того гвоздя в переднем простенке, где всегда, отдельно от другой одежды, висела кожанка. Он нащупал ее, снял, осторожно пошел назад, прижимая к подбородку ее пахучую кожу.
Леха тоже был влюблен в эту кожанку. Раза два надевал ее и мечтал со временем, когда будет работать конюхом, выпросить навсегда. Конечно, он никогда не наденет такую вещь на работу, не пойдет в ней к лошадям, но будет говорить дядьке: дожди, туманы, мокрые от росы деревья и кусты в загоне — в таких условиях фуфайка не одежда. Дядька должен согласиться… Надевать эту вещь Леха будет только по праздникам, в выходной и еще в клуб. Ничего, что пока у него нет мотопеда, зато он придет в клуб в блестящей темно-коричневой фуфайке, в рубашке с галстуком. Надька не может этого не заметить… Но теперь, когда дома случилось по его вине такое несчастье, когда он ушел без ведома матери в Радужье, да еще после того, как он провалился на экзаменах — мечта о кожанке становилась совсем безнадежной. Леха спустился с лестницы на двор и молча подал дядьке его кожанку.