— Ну и что? — ничего не понял Софрон.
— А то, — повторил Тимофей значимо, — «добровольческое движение…»
— Так газетка-то у тебя, никак, старая.
— Почему старая? Нынешнего года.
Доводы Тулагина, видимо, все же убедили Софрона.
— Да я-то вообще не против митинга, — согласился он. — Давай соберем бойцов.
Конники выстроились у станичного правления по отделениям.
Тулагин заговорил с волнением:
— Товарищи бойцы, красные казаки! Военно-революционный штаб в силу, как вы знаете сами по обстановке — Семенов прет, белочехи прут, японцы и всякие другие берут за горло революцию, душат ее всячески… Так вот в силу этого военно-революционный штаб дает нам установку и предлагает переходить к партизанской войне. Что вы на это скажете?
Строй как воды в рот набрал. Из заднего ряда второго отделения раздался робкий голос:
— А ты-то сам как?..
— Я? — Тимофей обвел бойцов медленным взглядом. — Я оружие не складываю.
Бойцы загомонили:
— Понятное дело — воевать дале…
— Приглядеться бы надобно. Куда оно выйдет?
— Известно куда, разбредемся по одному — семеновцы шкуру с нас драть начнут.
— Не тронут, если по домам, к хозяйству…
— К бабе под подол?
— У моей бабы уже четверо под подолом, кому их кормить?
— Партизанить айда! В сопки!
— Вша заест, и волком завоешь.
Строй нарушился, смешался.
Стоявшие возле правления марьевцы тоже включились в гомон.
— А нам куда подеваться? — громче других гудел Макар Пьянников. — Останемся в станице, придут белые — крышка нам будет тут.
Рыжеусый казак из третьего взвода говорил рассудительно:
— Партизанить, конечно, можно. Дык дома сколь не были…
Глинов поддержал рыжеусого:
— Повидаться бы хоть со своими…
— Заявись домой, враз к стенке. — Это Хмарин.
«Колобок» Пляскин взбежал на крыльцо, чтобы привлечь к себе общее внимание, закричал звонким тенорком:
— Кончай баламутить! Которые желают по домам — отходи влево, которые партизанить — вправо.
Люди приумолкли и, пряча глаза друг от друга, начали делиться на две половины. Рыжеусый казак первым шагнул влево. За ним еще несколько человек. Вправо отошли остальные и все марьевцы. Глинов остался посредине.
— Не знаю, братцы, куда, — растерянно лепетал он. — Ведь дома сколь не был…
Пляскин сошел с крыльца, присоединился к правой группе, смачно выругался в адрес сослуживца.
Глинов виновато заморгал ресницами, повернул направо.
Тут же Пляскин пересчитал всех, кто отошел в правую сторону, объявил:
— Тридцать девять бойцов. Выходит, не убавился отряд, а увеличился. — Он снова взбежал на крыльцо, взмахнул над головой рукой, как шашкой, и звонче, чем прежде, закончил: — Предлагаю оставить за нашим отрядом старое название, но с новой добавкой — первая партизанская сотня. И командиром предлагаю оставить нашего боевого товарища Тимоху Егорыча Тулагина.