Любушка вышла из боковушки одетая по-зимнему с завернутым в одеяльце Тимкой. Она устремила на Редкозубова просящий взгляд:
— Мне бы на улице немножко побыть с маленьким.
Тот огорченно улыбнулся:
— Жаль. Пообедали бы вместе.
Офицеры поднялись с мест, галантно предлагая каждый свой стул.
— Простите меня, — на глазах Любушки навернулись слезы. — Малышу душно здесь.
— Понимаю вас… э-э-э, Любовь Матвеевна. Что ж, погуляйте на воздухе. Василий Фомич, проводите. — Глядя вслед Любушке, войсковой старшина пояснил офицерам: — Дочь купца известного. Перетерпела столько… — Редкозубов вооружился ножом и вилкой, но к еде не притронулся, продолжая уже другим тоном: — Вы, господа, имейте в виду, Григорий Михайлович… э-э-э, очень покровительствует торговому народу. Будущее Забайкалья во многом зависит от нынешнего отношения с состоятельными людьми. Я вам, милейшие, так скажу: утверждение прочного порядка и благополучия в Забайкальской области невозможно без большого и боеспособного войска. А как содержать его? Нужны деньги. Друзья из-за границы помогают нам, конечно. Но и сами мы должны иметь внутреннюю силу, капиталы…
Суетливо-услужливый вахмистр провел Любушку за ворота.
— Теперь я сама хотела бы с сыночком погулять, — сказала ему Любушка.
— Погуляйте. Не стану вам мешать.
За ероховским двором она облегченно вздохнула. Свобода! Радостно заколотилось сердце. Это волюшка оживила его. Господи, побежать бы сейчас куда глаза глядят!..
Любушка торопливо пошла по-над заборами. Крепко прижав к груди Тимку, она спешила уйти подальше от дома Ерохова. Какие мысли в эти минуты одолевали ее? Ей самой было трудно понять свое душевное состояние. В сознании лишь одно — воля. Она совсем не представляла, куда и зачем бежит, но твердо знала: назад не вернется.
Редкие снежинки белыми мухами кружились перед глазами. Любушка прикрыла Тимку бортами старого армячка, выпрошенного для нее Настей-сестрицей у старухи в Ургуе перед уездом в Махтолу. Хоть и ветхий армячок, а тепло в нем. От быстрой ходьбы Любушка взопрела. Замедлила шаг, оглянулась назад — далеко отмахала от высокого забора ероховского двора.
Из проулка вывернули подводы. Спереди, по бокам верхоконные. От лошадей валил пар, острый запах мыльного пота.
Передний всадник показался Любушке знакомым. Не по красногвардейскому полку — скорее по семеновскому плену. Она прижалась к забору. Тревожное чувство подсказало ей: от встречи с этим «знакомым» не ждать добра.
И тут она увидела Настю-сестрицу. В душе все заледенело: Анастасия еле плелась, она была в крови, простоволосая. Двое белоказаков грубо толкали ее прикладами винтовок.