Хотелось во что бы то ни стало хоть разочек вздохнуть с наслаждением, но в груди, когда Ветлугин набирал в легкие воздух, начинало хлюпать и появлялась боль; казалось: кто-то прикасается к легким острием гвоздя. Боль усиливалась, от недостатка воздуха посинели кончики пальцев. Успокоился Ветлугин только тогда, когда ему принесли подушку с кислородом и сделали укол.
Потом была еще одна операция. Дышать по-прежнему было тяжело — выручала кислородная подушка и уколы. Через несколько дней Ветлугина отправили в эвакогоспиталь, находившийся в центральной части России, в небольшом городе, сильно пострадавшем от оккупации. Размещался этот госпиталь в школе — каменной, четырехэтажной, добротной. С четвертого этажа, где лежал Ветлугин, город был виден как на ладони. На окраинах прижимались один к другому домики с палисадниками и приусадебными участками, по улицам изредка пробегали, взвихривая пыль, грузовики с огромными газогенераторными баллонами по бокам кабин. Уже наступила осень, и жители города, придя с работы, дотемна трудились на приусадебных участках, а утром, чуть свет, отправлялись на фабрику, полностью разрушенную немцами, и теперь, спустя два года после их изгнания, наспех восстановленную.
Рана гноилась. Ветлугина каждый день возили на перевязку. Он чувствовал в себе достаточно силы, чтобы ходить, но врачи даже в туалет вставать не разрешали, и Алексей уже тогда понял — ранение у него не пустячное.
Лежать было тягостно. Оживлялся Ветлугин только в те дни, когда в госпиталь приходили шефы — молоденькие работницы с фабрики. Держались они непринужденно, но уважительно, о своем житье-бытье рассказывали преувеличенно-бодро, однако по тем взглядам, которые они бросали на оставшееся от полдника печенье, Ветлугин понимал: живется этим девчатам совсем не так, как они рассказывают.
Комиссовали его «по чистой» через два месяца после окончания войны. В госпитале Ветлугин стал готовиться к вступительным экзаменам и без всякого труда был принят в пединститут.
3
Жареная картошка оказалась такой вкусной, что Ветлугин попросил добавки.
— Кушайте, Алексей Николаевич, кушайте! — Анна Григорьевна пододвигала к нему тарелки с крупно нарезанной рыбой, в маринаде и соленой, угощала хрустящими огурчиками, розоватыми, сорванными раньше срока помидорами, сочным лучком и другими дарами со своего обширного огорода, предлагала налить молочка — хоть сырого, хоть топленого.
— Спасибо, спасибо, — то и дело повторял Ветлугин.
— В ближайшие дни в тайгу съездим, — пообещал Василий Иванович. Он разомлел от браги — в графине осталось на донышке, сидел по-домашнему, в одной майке, облегавшей мускулистую грудь, утирал перекинутым через плечо полотенцем обильный пот. — Голубика поспела — самое время собирать. — Обратившись к жене, спросил: — Две бочки нам хватит?