Признаюсь, я долго бродила в этих бесконечных коридорах, поворотах и ответвлениях, и в конечном итоге припёрлась в сад. Красивый такой, под открытым небом. Зелени кругом видимо-невидимо. И кусты здесь широкие-широкие. А туалета я так и не нашла, да и не понятно, есть он тут или нет.
Понимаю, дальнейшие действия, производимые с моей стороны, покажутся ужасно некультурными, но я заранее у всех мысленно попросила прощения, нашла самые широкие и непроницаемые кусты и сделала там свое чёрное дело. Ну, припекло мне! Терпеть больше сил нет! А они сами виноваты! Надо было табличек понаставить и указателей, где у них тут отхожее место.
В общем, когда я уже натягивала штаны, в сад, как назло, зашли двое.
Тихо чертыхнувшись, я перебралась в соседний куст поближе к двери, надеясь по-тихому слинять с места преступления, как прошедшая мимо пара сняла свои капюшоны.
И тут я замерла в удивлении, разглядев в темноте знакомую золотисто-рыжую шевелюру.
Стивен? Что он тут делает? Если он решил полюбоваться садиком на ночь глядя, то выбрал не самое удачное время дня. Интересно, а кто этот темноволосый призрак рядом с ним. И тут я чуть на попу не села, пораженно уставившись на ту высокомерную девицу, которую в обед обсуждали тощая темноволосая сплетница и её златоглавая подружка.
— Аментиа? Ты хотела поговорить со мной? — тихим серьёзным голосом поинтересовался мой братец.
— Да, Стивен, — ответила ему аметистовая красавица приятным твёрдым голоском. — Я хотела поговорить о нас.
Я застыла как вкопанная, сидя на корточках в колючих кустах. Я что, в розы залезла?
— Нет нас, Тиа, — упрямо и даже с чуточкой раздражения заявил Стивен. — Есть лишь ты — будущая жена наследника, и я — его побратим.
Признаться, после этих слов мне захотелось дать Стиви в глаз.
Нет, вы не подумайте, что я сочувствую этой высокомерной девице, но взгляд, который она направила на моего кузена, был полон боли и одиночества. Она, словно побитая, никому не нужная собака, стояла перед ним, едва сдерживая предательские слезы. Не умоляя, не требуя и не возмущаясь. Она просто стояла — гордая, упрямая, и бесконечно одинокая.
Похоже, братец это тоже заметил, потому что, смачно выругавшись, он подошёл ближе к девушке и провел рукой по её гладкой щеке.
— Прости, Тиа, но я не могу предать его, ведь он мой побратим. И я не могу тебя подвергнуть такой опасности, потому что слишком сильно люблю. Ничего не было, Тиа, а пара украдкой сорванных, жадных поцелуев не в счёт.
Слезы всё-таки покатились из её красивых фиолетово-синих глаз.
— В кои-то веки я нашла родную душу… Три столетия я живу в холоде и одиночестве, оторванная от дома и подобных себе, — она перестала тихо плакать и спокойно посмотрела в глаза брату. — Я не могу так больше. Завтра при новолунии я призову халифа Абн-Фарданга. Последний зов… Он должен услышать.