Так вчитайтесь же, вслушайтесь в музыку слова, которое вне президентов и воров. Потому что оно — Слово! И потому, что вначале было Слово!
Попытайтесь проникнуться этой удивительно свежей, этой тонкой образностью, этой замечательной наблюдательностью тех, кто для многих — лишь отбросы, парии и нравственные уроды бывшей «семьи единой». Единой ли, коль скоро мы, благополучные и вроде благопристойные, взахлёб оскорбляем униженных, крушим и без того духовно ущербных? И не мы ли, мещанствующие у «телеков», своим пренебрежением еще более озлобляем их? Не пора ли нам задуматься о том, что во все времена, за исключением безвременья, снисходительно относились к изгоям? Об убийцах, насильниках, матерых рецидивистах, мафиози не говорю. Они — особая статья. И сколько их в составе тех почти двух миллионов людей, находящихся в местах лишения свободы во всех странах бывшего СССР? Пять… десять процентов? Зачем же меряем всех одной меркой?
Лучше — читайте и вслушивайтесь. Постигайте. Слева — слова литературные, полужирным шрифтом выделены слова арго. Без комментариев.
Алиментщик — мученик; бедный — голышняк; внешний вид — пали гурка; водосточная труба — саксофон; воспитатель — апостол, пастухарь; детский сад — килькадром; зарплата — подлатка; иждивенец — желудок; зеркало — обезьянка; полумесяц — волчье солнце; капельмейстер — моцарт; мозг — сообразильник…
А вот — ребенок. И — синонимы: головастик, жеребенок, зайка, заинька, щенок, ягненок, ягняш; ~ грудной — зяблик, сосун…
А вот сапоги — бахилы, грохотули, грохоты, колеса, кони, корабли, лошади; ~ замшевые — прохаря, прохарята; ~ кирзовые — киргизы, кирзачи; ~ резиновые — утята, шлямзалы; ~ старые — лопаря; ~ хромовые — корочки со скрипом…
А вот — чай: музыка, солома, чайковский, черное дерево, чехнар, шаван, шанера; ~ заварить — забутужить, замутить; ~ крепкий — купеческий, паренка; ~ крепко заваренный — чифирь…
Этот специфический язык существует, очевидно, с зари человечества. Он был у рабов египетских фараонов и гладиаторов Спартака, у вольницы удалой Степана Разина и Ивана Болотникова, Устима Кармелюка и Олексы Довбуша. Он был всегда, потому что всегда было угнетение и сопротивление ему.
…«Лета от сотворения мира семь тысяч семьдесят третьего, или по нынешнему счислению 1565 года, в жаркий летний день, 23 июня, молодой боярин князь Никита Романович Серебряный подъехал верхом к деревне Медведевке, верст за тридцать от Москвы».
Таков первый абзац повести времен Иоанна Грозного «Князь Серебряный» Алексея Толстого. Далее читаем, как князь после пяти лет, проведенных в Литве, и ни сном ни духом не ведавший о творимом на Руси беспределе, движимый рыцарскими понятиями о чести, ввязывается в бой с царскими опричниками и освобождает, не подозревая, главаря воровской ватаги Ванюху Перстня, а вскоре, вместе со спасенным, попадает в засаду его подельщиков: