– Что? Какую войну? – Я подскочил и недоуменно уставился на него.
– Да обыкновенную войну.
– Как это обыкновенную? Против кого?
– Против некоторых европейских монархов. Я уже не помню их имен. Уж слишком много их было. Мустафа записал их имена.
– Позови сейчас же Мустафу.
Гочу неодобрительно покачал головой – какое нездоровое любопытство! – затем исчез и вернулся в сопровождении Мустафы.
Мустафа надменно усмехался и вел себя как всезнайка. Конечно же, царь объявил войну. Весь город об этом говорил. Лишь я в это время дремал на веранде. Имейте в виду, что никто точно не знает, почему царь объявил войну. Он принял такое решение, лишь исходя из собственного здравого смысла.
Я уже начал терять терпение:
– Кому же царь объявил войну?
Мустафа выудил из кармана клочок бумаги со своими каракулями. Затем откашлялся и с достоинством стал читать по слогам:
– Немецкому кайзеру и австрийскому императору, королю Баварии, королю Пруссии, королю Саксонии, королю Вюртемберга, королю Венгрии и множеству других лордов и принцев.
– Я же сказал вам, ага, что всех и не упомнишь, – робко заметил гочу.
Мустафа свернул свой клочок и произнес:
– С другой стороны, его имперское величество халиф и султан Османской империи Мухаммед Рашид, а также его величество шахиншах Ирана султан Ахмед-шах объявили о своем намерении не участвовать в этой войне. Поэтому войну можно считать войной неверных, к которой мы не имеем никакого отношения. Мулла Мухаммед Али думает, что победят немцы.
Мустафе не удалось закончить. Со стороны города стал разноситься колокольный звон семнадцати церквей. Я выбежал. Знойное августовское небо угрожающе и неподвижно висело над городом. Вдалеке, как равнодушные свидетели, высились голубые горы. Колокольный звон ударил по их серым скалам. Улицы кишели людьми. Взмыленные, возбужденные лица были обращены к куполам церквей и мечетей. В воздухе стояла столбом пыль. Люди хрипло переговаривались. Безмолвные и видавшие виды стены храмов смотрели на нас безжалостным взглядом вечности. Их башни висели над нами немой угрозой. Колокольный звон смолк. Толстый мулла в струящемся разноцветном халате поднялся на минарет рядом с нашим домом. Он рупором поднес ко рту ладони и с гордостью и в то же время печально прокричал: «Идите на намаз, идите на намаз, лучше молиться, чем спать!»
Я вбежал в конюшню. Гочу оседлал мне коня, и я помчался по улицам сквозь испуганную толпу. Уши коня стояли торчком в счастливом ожидании, пока я выезжал из города. Передо мной серпантином извивалась широкая тропинка. Я промчался мимо домов карабахских аристократов.