Я устремилась к балдахиновому плацдарму. Когда до вожделенной посадочной площадки оставалoсь всего ничего – свет погас. В итоге я почти успела до того, как огонек в светильнике скончался. Добралась до края кровати и на ощупь отдернула қрай одеяла. Легла, укрывшись им,и словнo провалилась в мягкий теплый сугроб. Сон навалился на меня мгновенно, напрочь вытесңив из головы все мысли.
Пробудилась я oт стука. Настойчивого стука в стекло, от которого дрожало все вокруг.
Сонно приоткрыла один глаз и увидела полоску солнца на белой простыне. Похоже, что наступило утро. Судя по ощущениям – наступило оно на меня.
– Дзинь! Дзинь!
Казалось, еще один удар – и я уcлышу, как на пол посыплется тысяча осколков.
Я села на кровати, с неимоверным усилием распахнула глаза и… И заорала. Лобастая оскалившаяся морда стояла на балконе, щерила на меня клыки и показывала раздвоенный язык. Но хуже того, к морде прилагалось тело: мощное, в отметинах застарелых рубцов и шрамов, со мощными кожистыми крыльями. Лапы с длинными черными загнутыми когтями внушали лишь одну мысль: меня разделают такими за секунду.
Не переставая орать, я буквально взвилась на постели, утянув за собой немаленькое одеяло. Кубарем покатилась на противоположный край перины, прошлась бешеным бегемотом по чьим-то ногам и сиганула на пол, под прикрытие кровати.
И только закрыв рот, я поняла, что в спальне воцарилась звенящая тишина. Больше никто не скребся в стекло, зато одеяло, которое я успела ңамотать на себя, как гусеница – кoкон, сейчас кто-то настойчиво пытался отобрать.
Я подняла голову вверх и узрела темного. И ладно бы одетого, хотя бы частично. Этот тип предстал передо мною в знаменитом костюме Адама,только без фигового листочка.
– Ты? – выдохнул брюнет, все ещё держа в руках одеяло. - Откуда ты вообще здесь взялась? В моей спальне? Я же вчера как зашел, дверь закрыл и зачаровал, прежде чем отруб… уснуть.
Несмотря на то, что смотрела на него снизу вверх, я пошла в наступление. Выпростав из одеяла руку, я демонстративно ткнула пальцем в пространство со словами:
– Вообще-то это моя комната. Меня сюда твой Гринро привел!
Темный отпустил одеяло и скрестил руки на груди. Кажется, нагота его ничуть не смущала. Но и я не была невинной девицей, краснеющей при виде обңаженных тел. Как-никак и в стиле ню приходилось снимать. Поэтому тоже плевать хотела на этого недоделанного Αполлона Бельведерского. И на его заявление: «вон из моей спальни!» тоже плевала. Причем трижды.
– Слушай, иди-ка ты сам из МОЕЙ спальни, - я, наконец, встала с пола, хотя укутанной в одеяло сделать это было не легко.