Краем глаза я увидел, что прочие члены банды, собрав оружие, начали приближаться ко мне.
Только этого не хватало…
Клейменый мордоворот ухмыльнулся и что-то крикнул своим. Не знаю, что случилось затем… вернее, как это случилось; возможно, отчаяние придало мне сил, но я, увидев, что меч на какую-то секунду опустился, сделал шаг навстречу и ударил шпагой в брюхо каторжника.
Мерзкие ощущения. Я извлек шпагу. Клеймо на лбу каторжника разгладилось. Он выдохнул и снова попытался атаковать, находясь в шоковом состоянии, но я с силой отбил удар, а потом еще раз ударил по мечу, выбив его из кургузых пальцев.
На лице громилы наконец проявилась гримаса боли, колени подломились, он упал на траву и принялся громко орать, перемежая вопли с ругательствами.
Но его крики перебил громкий сапожнический мат.
Я поднял голову и обомлел. Я увидел, на что способна истинная фурия. Амара носилась по обрывистому берегу, придерживая полные груди левой рукой. В правой у нее был кинжал. Я даже не знаю, с чем сравнить это зрелище… сверкающей убийственной наготы. Алебастрово-белая кожа в капельках росы мерцала на солнце. Груди вздрагивали, ягодицы – прекрасной формы! – подпрыгивали. Мелькало рыжеватое пятно там, где его носили все женщины до годов, пожалуй, девяностых, пока сексуальная мода окончательно не двинулась в сторону эпиляции. Амара металась по берегу, истошно ругалась и убивала. Убивала без жалости. Убивала мастерски. Настолько мастерски, что я… я залюбовался процессом. Вилы и топоры – это было не то оружие, что способно остановить смертельный полет длинного кинжала.
Неудалые насильники пытались сопротивляться, но она не принимала и даже словно не видела сопротивления. Она убивала.
Последнего она настигла на краю обрыва, он пытался спрыгнуть в реку, но Амара догнала прыжком, с силой всадила кинжал куда-то в область левой почки. А затем, не удержав равновесия, карающая Немезида кувырком полетела с обрыва вместе со своей жертвой.
Наваждение спало.
И тут же я услышал крики. Нет, панические вопли о помощи.
О боже мой, да она, кажется, вознамерилась утонуть?..
Я бросил шпагу на траву и подбежал к обрыву. Так и есть – болтается на глубоком месте у обрыва, бьет алебастровыми руками по воде, хлебает воду и… тонет!
– Торнхелл! Торнх… фр-р… хелл!
Она ушла под воду, затем появилась, открывая рот. Глаза стали пустыми – верный признак паники, которая охватывает любого, кто начинает тонуть.
Я сбросил обувь и кинулся в реку не раздеваясь. Подплыл парой мощных гребков. Сильные женские руки тут же обвили и, надавив, увлекли меня под воду.