Бывали у него дни и получше, видывал он и лучше разыгранные шахматные партии.
Прошла первая секунда.
Змей перестал шипеть и бормотать в своей вонючей пещере, воцарилась тишина, а потом раздался мощный удар, будто во вход стукнулся большой резиновый грузовик. Земля ощутимо вздрогнула, с потолка лениво посыпалась пыль, потом камешки. Позади, в темном отверстии, с громыханием перекатились каменные обломки.
– Слышите меня?! – орал кто-то снаружи. С явным гортанным акцентом горца. – Вы, в дыре! У нас ваш пацан! Отдайте нам Деющую, или я выпущу ему кишки!
Драккайнен взглянул прямо в темные глаза побледневшей Сильфаны, вжавшейся в известковые натеки напротив него. В полумраке пещеры глаза ее напоминали капельки сургуча – две темные щели, ведущие во мрак и ужас. Грюнальди, скорчившийся рядом, что-то бормотал, теребя потными пальцами рукоять меча.
Вторая секунда.
Безглазый змей опять ударил головой в проем коридора, встряхивая гору и грохоча камнями.
Драккайнен подполз боком к выходу и прижался к краю отверстия.
– Я хочу быть уверен, что он жив! – крикнул, сколько было сил в легких, аж эхо пошло по пещере, а Грюнальди раздраженно скривился.
– Так ступай сюда и проверь! – ответили ему. – Или смотри, как его кишки будут виться в снегу! Давай Деющую, или я его прикончу.
– Пассионария… Ты принадлежишь мне, Пассионария… – зашипел змей.
Третья секунда.
Вуко стер пыль с поверхности саркофага над лицом Калло, там, где емкость из магического льда была прозрачной, словно сервисное окошко. Пассионария вертелась среди мясистых отростков внутри капсулы, дергала головой, будто хотела выплюнуть пульсирующее щупальце, похожее на слизня, что лезло ей в рот. Веки ее дрожали, глаза ритмично дергались из стороны в сторону, то и дело таращились прямо перед собой, с жутковато суженными зеницами, а через секунду закатывались, пряча радужку. Наша Скорбная Госпожа отъезжала во тьму нарколепсии, но изо всех сил пыталась проснуться. Или, по крайней мере, удержаться в полулетаргии, в которой провела столько времени. Быть может, вода онемения только начинала действовать.
Быть может.
Он сжал ладони на ручках по сторонам овального саркофага и толкнул его, словно сани в бобслее.
– Толкайте сзади, perkele saatani vittu! – прохрипел с усилием, сам удивляясь, что он все еще настолько остроумен.
– Что ты хочешь сделать? Отдать ее Змеям? – он даже не понял, кто это спросил.
– Выполнять, haaista paska! Без разговоров! Вот это – наружу!
– Пассионария… – Змей ударил в проем коридора, тот обрушился, открывая большую дыру внутрь пещеры. Сразу же потянуло густым, мускусным запахом и нездоровым теплом. Безглазая, бледно-синяя морда отдернулась в темноту на изогнутой, словно молния, шее, готовясь к броску, точно разъяренная кобра.