Я стоял там вместе с остальными и должен был смотреть на стоящие неподалеку сани, на которые Змеи кинули выбранную среди пленников молодую девушку. Ее руки привязали к бортам, а ноги за щиколотки к полозьям, после чего разрезали ей платье до пояса и по очереди насиловали ее, смеясь и перекрикиваясь. Через некоторое время девушка перестала кричать и только мотала головой из стороны в сторону, закусывая до крови губы и дергая ремни, охватывающие ее запястья.
Я глядел на эту сцену помертвевшим взглядом и думал о ноже, что скрывается в ножнах на моем поясе. Уже не чувствовал страха – лишь холодный гнев и равнодушие. Было так, как говорил мне Брус. Я насмотрелся на жестокость и в конце концов привык к ней, но часть меня умерла, превратившись в камень. Я чувствовал тяжесть в груди, камень, холодный и шершавый, словно галька из ручья, но ничего более я не ощущал.
Их командир сбросил плащ и куртку, после чего, полуголый, потянулся к сумам, вынул нечто, что я сперва принял за два куска толстой, цветной веревки, но это были змеи. Здешние ядовитые змеи, в черно-красных узорах, толщиной с мое запястье – они спокойно свисали с его ладоней. Я подумал, что они мертвы, но, когда он обернул их себе вокруг шеи, как платок, одна из змей высунула язык, а вторая слабо качнула головой. Змеи тут зимой спят, а, значит, эти были просто отупевшими от мороза и сонными.
– Сердце! – вдруг хрипло крикнул чародей.
Один из его людей вынул широкий, искривленный, будто серп, нож и подбежал к двум защитникам лагеря, что уже лежали неподвижно. Наклонился над ними, я услышал хруст и треск разрубаемых ребер, после чего Змей вернулся, держа на вытянутой руке вырезанное из груди сердце, словно лоснящийся кровавый плод, с торчащими отрезанными сосудами, похожими на отломанные ветви. Сердце несколько раз вздрогнуло в руке Змея, когда он подавал его Деющему. Тот осторожно взял сердце, стиснул его в ладони. Ручейки крови потекли у него между пальцами, а потом – с запястья, тонкой струйкой падая на снег. Чародей принялся что-то бормотать, водя ладонью над снегом и рисуя спутанную багровую линию, свивающуюся спиралями и узлами.
Я подумал, что если мои люди еще живы, то любая минута простоя увеличивает наши шансы. Пусть насилуют девушку, мажутся в крови, нападают на несчастных охотников или углежогов. За ними идут по следу пятнадцать всадников, чтобы перебить их как бешеных псов. Уже едут сюда. Но хотя я пытался не думать об этом, одновременно видел ледяной ящик со Скорбной Госпожой и знал, что произошло нечто плохое. Ладно, пусть их не пятнадцать. Но если выжил хотя бы один, то он уже сюда направляется. И тогда нас будет уже двое.